— Представьте, если бы я в тот момент упала на спину! — засмеялась я, и он тоже расхохотался.
Затем мы перешли в Желтый салон, где собрались члены семьи, официальные лица и придворные. За окнами стреляли из пушек, шипели и трещали фейерверки, мы делились впечатлениями. Мои дамы показали, как по дороге в собор, дрожа на ветру, обходили грязь в своих шелковых башмачках. Вспомнили и о неприятном происшествии: рядом с рынком толпа подняла на смех папского прелата в широкополой шляпе и с огромным крестом, ехавшего на белом муле. Дядя Феш, раскрасневшись от вина, рассказал, как его племянник — император — ткнул его в зад своим имперским скипетром.
Бонапарт усмехнулся:
— Но это заставило тебя расшевелиться, не правда ли, дядя?
Полусонный Маленький Наполеон хихикнул.
— Это камни падали со свода? — спросила Гортензия, забирая у няни малыша Пети. — Меня беспокоили птицы — от них можно было ожидать неприятностей.
— И не без оснований, — со смехом заметил Эжен.
— А что случилось у алтаря, ваше величество? — спросила Шастули. — Мне показалось, вы едва не упали. Мантия, должно быть, очень тяжела.
— Так и есть, — метнула я взгляд на сестер Бонапарта. — Спросите лучше княгинь, — посоветовала я.
— Вы плакали, ваше величество, когда император возложил на вас корону? — спросила Клари.
— Не смогла сдержать слез, — призналась я, улыбнувшись Изабе, который сокрушался, что его работа была безнадежно испорчена. — Хотя и старалась изо всех сил.
Тогда все заговорили наперебой:
— Сир, его святейшество знал, что вы сами на себя возложите корону?
— Ах, так и было задумано?
[146]
— Было великолепно, просто великолепно.
— Этот день я никогда не забуду.
Я слушала, запоминала, поглаживая Маленького Наполеона, уснувшего у меня в объятиях.
Поймав взгляд Бонапарта, я улыбнулась. Наш день! Наконец-то он закончился.
6 января 1805 года
На вчерашнем балу в мою честь ко мне бочком приблизился необычайно опрятный Фуше в подбитом мехом плаще.
— Чему вы улыбаетесь? — спросила я. — Мне от этого не по себе.
— Мне кажется, вас заинтересуют два факта из последнего отчета полиции, — подмигнул он, — относящиеся к членам вашей семьи.
— Не исключено.
Разумеется, мне было интересно.
— Один касается младшего брата императора.
— Жерома?
— Он со своей невестой на фрегате «Дидона» возвращается во Францию, в распростертые объятия брата-императора.
— Распростертые? — подняла я брови. Сомнительно, чтобы Бонапарт согласился видеть Жерома. — Что же второй факт?
— Касается вашего сына.
Эжена? В полицейском отчете?
— Там случайно не упоминается Адель Дюшатель?
— Ах, заблудшая мадам Дюшатель — совсем другое дело. Нет, в отчете приводятся слухи о возможной женитьбе вашего сына на принцессе Августе-Амели Баварской, как говорят, самой красивой принцессе Европы.
Фуше пристально смотрел на меня, силясь понять, какое впечатление произвели на меня его слова. И тут было чему удивиться! В жилах принцессы течет кровь Карла Великого, ее семья восемь столетий правит Баварией.
— Так вот… слухи безосновательны. Принцесса Августа уже обручена с принцем Карлом из дома Бадена.
Увы!
21 января
Эжен зашел ко мне в мокрой шляпе — на улице мело — во время моего утреннего туалета.
— Папа приказал мне оставить полк.
— Но почему?
— Он отправляет меня в Милан.
[147]
— Сейчас?
Шел сильный снег. Трудно было проехать даже по городу, а через Альпы — и подавно.
— В двадцать четыре часа, — уточнил Эжен, протягивая мне приказ Бонапарта.
— Не понимаю, разве что…
Разве что Бонапарту потребовалось зачем-то убрать моего сына из Парижа.
— Эжен, ты позволишь мне задать вопрос?
Хоть это вовсе не мое дело!
— Ты не сделал ничего такого, что могло бы рассердить Бонапарта?
Он избегал смотреть мне в глаза, поэтому ответ был ясен.
— Может быть, что-нибудь в связи с Адель Дюшатель?
И тут он признался, что очень огорчен. Назвал Адель кокеткой (про себя, подозреваю, он называет ее еще менее лестными словами).
— Я пригрозил, что расскажу ее мужу про… ну, ты понимаешь. — Эжен постучал концом кнута о носок сапога.
Об Адель и Бонапарте. Что я могла на это ответить? Все мы основательно запутались в этой сложной паутине отношений.
— И что?
Эжен поник.
— А она ответила, что расскажет императору обо мне.
Эжен казался еще таким мальчишкой — сплошь смущение и веснушки… Едва ли он способен соперничать в будуарных делах со своим отчимом-императором.
— Что такого она может о тебе рассказать?
— Ничего, мам. Но ей и солгать ничего не стоит, — с досады покраснел он. — Полное фиаско!
22 января
Сегодня утром мой послушный и преданный сын отправился в пургу во главе девятисот егерей и гренадеров. Меня терзают угрызения совести. Я обещала Эжену, что ничего не скажу Бонапарту.
Без даты
— Черт! — вполголоса ругался Бонапарт, расхаживая взад-вперед. — Так Адель солгала мне об Эжене. Это нечестно с ее стороны. Манипулировать мною! Боюсь, вам придется ее отпустить.
— Вы хотите, чтобы я уволила вашу любовницу, Бонапарт?
Должна признаться, эта мысль мне даже приятна.
1 февраля
Сегодня в сенате Бонапарт объявил Эжена князем и вице-архиканцлером.
21 марта, Сен-Клу
Готовилась к назначенному на выходные крещению малыша. Крестить будет не кто-нибудь, а сам папа (он решил задержаться в Париже, ожидая, когда станут проходимы перевалы в Альпах). Бонапарт настаивает, чтобы второго сына Гортензии и Луи крестили точно так, как дофина при старом режиме. Святой отец признался мне, что никого до сих пор не крестил, тем более наследников престола.
