Н.
27 мая
Ко мне присоединился Эжен со своей армией. Он выполнил данное мною задание: разгромил находившуюся перед ним вражескую армию. У меня все очень хорошо.
Весь Ваш, Н.
Без даты
Новости из штаба: император одержал победу.
Слухи из штаба: императора часто видят в компании молодой польской графини.
«Возвращайтесь домой, — пишет Бонапарт. — Не приезжайте ко мне сюда».
Я укладываю вещи, возвращаюсь с сожалением.
Четверг, 26 октября
В ворота галопом влетел Мусташ. Я была в розарии.
— Ваше величество, — закричал он, — император в Фонтенбло!
— Но… — Бонапарта ожидали не раньше завтрашнего вечера.
— Позвольте дать вам совет, ваше величество, — потянул за свой огромный ус Мусташ. — Поторопитесь!
В Фонтенбло я добралась почти к шести часам. Бонапарт сидел в полном одиночестве за столом в гостиной.
— Самое время, — бросил он, мельком взглянув на меня, и вновь опустил глаза.
— Бонапарт, пожалуйста, не сердитесь!
— Я что, требую слишком многого, желая, чтобы жена приветствовала меня здесь после полугодовой разлуки?
— Сир, позвольте напомнить, что вы собирались приехать не раньше завтрашнего вечера. Мои дамы и я планировали приехать сюда завтра утром, чтобы быть в готовности.
— Я причинил вам неудобство, приехав раньше?
— За все годы, прожитые вместе, Бонапарт, я впервые опоздала на встречу с вами. Единственный раз! Мы были в разлуке полгода, и так-то вы приветствуете меня?
Он прижал руки к груди, будто получив рану.
Суббота, 28 октября, Фонтенбло
Снова требуется, чтобы мы были веселы. Трижды за неделю мы должны быть в театре, остальные вечера будут заняты приемами (один пройдет в императорском салоне) и, возможно, балом. Когда ничего не планируется, Шастули у себя в гостиной подготавливает столы для карточных игр.
Каждый день Бонапарт ездит на охоту и с устрашающей энергией галопом проезжает по двадцать лиг. Иногда охотится с соколами.
По вечерам — за ужином, в театре, на приемах и балах — мы внимательны друг к другу, наши движения словно заучены. То и дело замечаю, как муж смотрит на меня с меланхоличным выражением на лице. Я знаю, он думает: развестись или нет?
Дождливое воскресенье, 29 октября
Три дня назад приехала сестра Бонапарта Паулина с голубоглазой распутной фрейлиной. Загадочно улыбаясь, мадемуазель Кристин следит за каждым движением Бонапарта, все время качая огромный золотой крест на бархатной ленте, будто пытается его заворожить.
Без даты
В окнах Паулины ярко горит свет, он освещает часть двора и часовых у фонтана. Дверь на балкон вдруг открывается — и я слышу шум веселья, в который врывается скрипка. Слышу голос Бонапарта и пронзительное хихиканье мадемуазель Кристин.
Без даты
— По-моему, вам следует улыбаться и делать вид, что ничего не замечаете, ваше величество, — заметила Клари.
— Я бы завела любовника, — добавила Шастули. — Скоро приедет принц Мекленбург-Шверин, не так ли?
— Именно этого они от меня и ждут, — сказала я. Клан Бонапартов этого и добивается. Они надеются, что я совершу эту роковую ошибку. — Мне кажется, Бонапарт сознательно пытается оттолкнуть меня…
— Ха! И преуспевает в этом.
— …Имея свои причины. — Моя чтица поправила шаль на моих плечах. Я сочувственно посмотрела на Карлотту: нас обеих отвергли. — Я хорошо знаю Бонапарта, он исполняет роль. Он хочет, чтобы… — я смолкла, не в силах произнести слово «развод», — …чтобы расставание с ним стало для меня желанным.
— Мама, — воскликнула Гортензия, — так, может быть, он прав? Может, вам уже пора расстаться?
Я смотрела на свое рукоделие, не видя стежков из-за подступивших слез.
Среда, 8 ноября
Пишу это, сидя в золотой комнате. На мне бриллианты, мое лучшее платье, шляпа. Будь он проклят!
Прости меня, боже, ибо я напугана. Прости за душевную слабость, но также и за Бонапарта — мужа, который меня изводит. Императора. Он способен проявить себя героем, но способен и на ужасные, низкие деяния.
Да, я боюсь за себя, за Бонапарта, за своих детей, но также и за весь народ, почтивший меня такой преданностью. Я признаю себя побежденной: битва за сердце Бонапарта проиграна.
«Ты станешь королевой», — предсказала мне жрица вуду. Как ясно я помню эти ужасные слова! «Но ненадолго», — добавила она. Все сбывается в точности.
Да и пускай! Я не хочу быть королевой, императрицей. Я не желаю сидеть на троне. Корона лишь делает меня несчастной, ибо я имею несчастье хотеть очень многого: сидеть на троне рядом с этим человеком. Не корону свою, не императора люблю я, — а человека. Кто еще его любит? Да никто.
14 ноября
Париж — город слухов, передаваемых шепотом. Я вхожу в комнату — и наступает тишина, люди смущенно улыбаются. Изабе, каждое утро украшающий мое лицо, ничего уже не говорит о моих покрасневших глазах.
— Может быть, немного белил? — предлагает он, нанося густое белое вещество. Я смотрюсь в зеркало и вижу вместо лица маску.
— Но плакать нельзя, ваше величество, — ласково предупреждает он, видя, что у меня вот-вот снова потекут слезы.
Пятница, 1 декабря
Сегодня Бонапарт высказался.
Я надела к ужину широкополую шляпу, чтобы скрыть глаза. Ужинали в молчании, слуги стояли позади нас, как статуи. Перед нами поставили тарелки, затем убрали — никто не прикоснулся к еде.
— Сколько сейчас времени? — неосознанно постукивая ножом по краю стакана, спросил Бонапарт у одного из работников кухни.
— Без пяти семь, ваше величество.
Бонапарт встал и направился в гостиную. Я последовала за ним, прижимая ко рту салфетку, лежавшую за ужином у меня на коленях. Было такое чувство, будто я двигаюсь в глубокой воде, каждый шаг требовал полного моего внимания. Этот ритуал повторялся каждый день нашей совместной жизни, но сегодня вдруг показался мне странным, незнакомым.
В гостиной было очень жарко и душно. Вошел дворецкий с обычным подносом и встал передо мной, чтобы я имела честь налить императору кофе. Я потянулась за серебряным кувшинчиком, но Бонапарт меня опередил. Внимательно и вызывающе глядя на меня, он сам налил себе кофе, добавил сахар и выпил. Поставил пустую чашку на поднос и, жестом отпустив растерявшегося дворецкого, прикрыл за ним дверь.
— Жозефина, — сказал он, поворачиваясь ко мне, — мы должны развестись.
