Часы только что пробили два. Не хочу уходить из этой комнаты, здесь так хорошо ворошить свою память, но завтра у меня тяжелый день.
Уходя, я запру дверь и наложу запрет входить сюда. Для меня все здесь останется таким, как сейчас.
Воскресенье
— Мадам Бонапарт, — самодовольно улыбнулась мне Каролина, — как хорошо вы сегодня выглядите!
— Как мило с вашей стороны это заметить, — ответила я с не менее ослепительной и неискренней улыбкой, — королева Каролина.
Каким ничтожным казалось мне все это рядом с гробницей Маленького Наполеона в углу просторного собора!
После мессы императорский кортеж направился к зданию Законодательного собрания. Бонапарта там шумно приветствовали. У меня на сердце было тяжело, но даже я приободрилась при криках «Да здравствует миротворец! Да здравствует император!». По привычке Бонапарт обернулся ко мне через плечо.
В пять часов кортеж вернулся во дворец Тюильри, где мы принимали иностранных послов, затем перешли в Галерею Дианы, где состоялся банкет (для меня последний, слава богу, терпеть их не могу). Король Жозеф сидел слева от меня, мадам Летиция — справа. Король Луи, недавно приехавший из Голландии, — рядом с матерью (у которой он и остановился). Бонапарт расположился прямо напротив меня, справа от него — король Саксонии, а слева — Гортензия. Я старалась не смотреть ей в глаза, боясь заплакать.
Кроме того, были здесь король Вюртемберга, король Жером и его жена Катрин, веселая (что бросалось в глаза) княгиня Паулина, король Иоахим в розовом шелке, расшитом золотыми звездами, — и, конечно, наша торжествующая королева Каролина, вовсю дававшая указания слугам, словно она тут хозяйка.
Бонапарт казался озабоченным, без необходимости подавал распорядителю разные знаки, напоказ утирал рот, хотя не съел ни крошки, и бросал салфетки за спину, где из них образовалась целая куча.
[161]
Мы ели молча, каждому из присутствующих прислуживало по три лакея. Когда Бонапарт встал из-за стола, я испытала небывалое облегчение. Все тотчас же поднялись, повернулись и сделали по два шага в сторону шеренги лакеев, стоявших с подносами в руках. Трясущимися руками я выжала лимон в белую миску, прополоскала рот и окунула кончики пальцев в голубую миску. «Наконец-то я освоила этот маленький ритуал, но теперь он вряд ли мне пригодится», — подумала я, бросая салфетку в кучку за стулом Каролины.
Понедельник, 4 декабря, Париж
Мое отречение от престола — потеря трона, короны, мужа — начинает активно обсуждаться. Меня поразило, что во время военного парада, который прошел сегодня утром, рыночная торговка положила к моим ногам цветы, будто я уже умерла.
Далее последовал праздник, в честь которого двор «Отель-де-Виль» был превращен в огромный бальный зал. Мне дали указание отправиться туда в одиночестве, — якобы дамы должны были встретить меня в коридоре. Однако, войдя, я обнаружила пустоту. В небольшой гостиной рядом с широкой лестницей тоже никого не оказалось. Где же мои фрейлины? По мраморной лестнице сбежал главный распорядитель.
— Ваша свита уже рассажена, — сказал он, тяжело дыша.
— Я должна войти без сопровождения?
— Таково желание императора.
Хорошо, я его выполню. Когда я входила в Большой салон, загремели барабаны. Идя к возвышению, я слышала вокруг приглушенный шепот: «Императрица без императора». Приближаясь к трону, я почувствовала, как подгибаются колени. Меня усадили на бархатную подушку трона, я откинулась на его спинку и осмотрела собравшихся.
Снова забили барабаны: вошел Бонапарт, державший под руку Каролину. Следом за ними появился Жером.
Каролина победно смотрела мне в глаза.
5 декабря, незадолго до ужина, Париж
Пришло сообщение от Эжена — он будет здесь через несколько дней.
Четверг
Я сидела за туалетным столиком, когда в дверях появилась Гортензия. Щеки раскраснелись, глаза блестят.
— Эжен приехал!
Я прижала руки к сердцу. Я не видела его со времени свадьбы, уже почти два года.
— Он с императором, — добавила она, прикоснувшись своей щекой к моей. — У тебя хватит сил его встретить?
— Да… да!
Я потянулась к флакону травяного эликсира от нервов, прописанного доктором Корвизаром, капнула им на палец, поднесла к носу и медленно вдохнула. Я не спала эту ночь, и уже утром у меня случился «тропический ливень» — слезы хлынули безо всякого повода. Я вдохнула еще раз и выпрямилась.
— Все в порядке, — повторяла я, хотя в глазах стояли слезы. — Я… — Меня прервал топот сапогов в коридоре.
— Войдите! — сказала я, услышав характерный стук в дверь. Боже, как мне не хватало этого стука!
В комнату, моргая от яркого света, вошел Бонапарт. Следом за ним появился высокий широкоплечий молодой человек со смеющимися глазами. Эжен! Я поднялась, чтобы обнять любимого сына.
— О боже мой, Эжен, ты так повзрослел!
Такой красавец, такой мужественный! Сын обнял меня и принялся слегка покачивать, приговаривая:
— Ох, мама, мама…
— И бачки отрастил!
А ведь у него теперь королевство и две дочери…
— Прекрасно выглядишь, — сказала я, моргая. — Не правда ли? — повернулась я к Бонапарту. — Не правда ли? — спросила я и Гортензию.
— Ох, мама, не надо, — остановил меня Эжен, едва не плача. Он прижал меня к груди, похлопывая по спине, — пытался таким образом прекратить мои внезапные рыдания.
— Держи ее, Эжен, — спохватилась Гортензия, видя, что я пошатываюсь.
Дети поддержали меня, и вскоре силы вернулись ко мне.
— Простите меня, простите. — Я подняла взгляд: Бонапарт смотрел на нас троих, по щекам у него текли слезы.
— Ох, папа… — прошептала Гортензия, втягивая его в наш круг обнявшихся.
8 декабря
Как мы венчались, так и должно развестись: с церемонией.
Начали с деталей: кто, что, когда, где… Дата была назначена через неделю — на следующую пятницу. Нужно подготовить вечерний придворный наряд. Прием пройдет в тронном зале, а сама церемония — в кабинете Бонапарта. В присутствии членов семьи и нескольких должностных лиц. Сначала заявление сделает Бонапарт, затем — я. Потом будет подписан официальный документ. Архиканцлер де Камбасерес проследит за соблюдением юридических тонкостей. Его секретарь разошлет приглашения.
— Как пожелаете, — прошелестела я. Во рту совсем сухо.
Без даты
— Ваше величество, правильно ли я понял? Совсем никаких кружев, вышивки и жемчугов — ничего такого?
