Слава богу! Моя жертва не напрасна. У императора появился наследник.
ВСЕ ВПУСТУЮ
Суббота, 18 мая 1811 года
Моя дочь явилась неожиданно, как фея. Розовые щеки светились здоровьем под зеленой бархатной шляпой с высокой тульей и перьями. Она набрала вес, что меня радует. Подозреваю, Гортензия влюблена (наконец-то), ибо она покраснела, когда я спросила об адъютанте Шарле Флао.
Гортензия пробыла у меня час, рассказывала о наследнике.
— Он большой и красивый, но похож на нее, — поморщила нос Гортензия.
— Но, говорят, императрица Мария-Луиза красива?
— Да, только у нее очень выдающаяся челюсть, мам.
Признаться, тут мы немного похихикали.
Гортензия рассказала мне, что Мария-Луиза в своей привязанности к императору ведет себя как ребенок: плачет, разлучившись с ним даже на минуту, но не хочет с ним путешествовать.
— Это усложняет дело, — озабоченно сказала я. — Император должен много ездить. Особенно Бонапарт.
— Тем более теперь! — Сокрушенно качая головой, Гортензия рассказала мне, что Россия отказалась участвовать в торговой блокаде Англии.
— Не понимаю… — Вроде бы царь Александр был согласен. Он же дал Бонапарту слово!
— Теперь поговаривают даже о войне, — добавила она, хмурясь.
С Россией? Что за ужасная мысль!
— Это серьезно?
Гортензия хотела было ответить, но тут в комнату вбежали ее мальчики, желавшие покататься на пони.
— Боюсь, мне надо ехать, — встала Гортензия, завязывая тесемки шляпы. — Надо успеть на встречу в городе.
Я уговорила ее на несколько дней оставить у меня детей. Мы махали ей вслед, пока карета не скрылась из виду. Тогда я позвонила, чтобы принесли пирожные, и велела запрягать пони. Все это время мы болтали и болтали. Пети и Уи-Уи так рады рождению наследника — маленького короля, как они его называют.
Пети, по-моему, довольно взрослый для своих шести лет, но Уи-Уи — совершенный младенец. Он хочет, чтобы ему скорее исполнилось три года.
— Дядя говорит, я уже большой, — торжественно заявил он мне. Их дядя Наполеон, который требует их присутствия за обедом, следит за их уроками и ухаживает за розарием в Сен-Клу.
— Сам? — спросила я, не в силах поверить.
— Когда вырастет, он будет садовником, — сообщил мне Уи-Уи.
— Да, я тоже так думаю. — Ну, Бонапарт! — А императрица? Ты часто ее видишь?
Пети пожал плечами:
— Мне кажется, она нас не любит. Ей не нравится, что мы все время ерзаем.
— Зато нас бабушка любит! — пропел Уи-Уи, бросаясь ко мне в объятия.
Без даты
Пети говорит Мими:
— Мама балует меня, когда я хорошо себя веду, а бабушка — все время.
Сегодня в лесу Уи-Уи подбросил шапку в воздух и воскликнул:
— Ох, до чего же я люблю природу!
До чего же я люблю своих внуков!
Без даты
Сегодня утром за мальчиками приехала Гортензия. Она показалась мне расстроенной, поэтому я заманила ее в розарий поговорить. Наконец она призналась: Каролина, которая, как предполагалось, будет крестной матерью, не может выехать из Неаполя и попросила Гортензию занять ее место.
— Это же большая честь! — оторопела я.
— Но церемония будет проходить в Нотр-Даме, мам.
Тут я поняла. Там находится гробница Маленького Наполеона.
— Ты не была там с…
Она покачала головой:
— Я так боюсь сорваться.
Понедельник, 10 июня, около половины пятого пополудни, Мальмезон
Гортензия много рассказывала о крещении наследника императора.
— Теперь, когда все это закончилось, я испытываю такое облегчение!
Она ездила в Нотр-Дам накануне вечером и убедила стражников пустить ее. В пустом соборе Гортензия упала на колени перед гробницей Маленького Наполеона и плакала.
— Это было хорошо, — уверила она меня, видя, как я поражена. — На следующий день я смогла вытерпеть всю церемонию без единой слезинки.
Теперь, когда с крещением покончено, она бы хотела полечиться водами. Спросила, не присмотрю ли я тем временем за ее мальчиками?
Охотно!
Уезжая, она как-то скованно обнялась со мной. Что-то в ее походке подсказывает мне, что она беременна. Нет, она бы мне, конечно, сказала…
2 сентября 1811 года, озеро Маджоре
Дорогая мама, я должна задержаться здесь дольше, чем рассчитывала. Со здоровьем у меня неважно. Посылаю тебе безделушки для Пети и Уи-Уи. До чего же я скучаю по ним! Обними их за меня. Говори с ними почаще об их маме. Надеюсь вернуться к октябрю. Вспомнят ли они меня по прошествии четырех месяцев?
Как твои глаза? Помни, плакать нельзя! Используешь ли мазь, которую я тебе послала?
Узнав, что ты пытаешься экономить, я, признаться, улыбнулась. У тебя слишком доброе сердце, мама. Твоя рука подает, не скупясь.
Ах, моя нежная, добрая мама — испытания этого мира тяготят меня!
Нас наказывают за наши удовольствия. Если бы еще вознаграждали за перенесенную боль!
Твоя любящая и послушная долгу дочь Гортензия
11 октября, Мальмезон
Гортензия вернулась к празднику по случаю седьмого дня рождения Пети. Она похудела и несколько подавлена. Я кое-что подозреваю, но спрашивать не буду. Все понимаю, но не могу произнести вслух.
Понедельник, 9 марта 1812 года
Приезжал Бонапарт. Мы не виделись несколько месяцев, но я ожидала его. Сегодня, в конце концов, шестнадцатилетняя годовщина нашей свадьбы.
— Вы пополнели, — улыбнулся он.
— И вы тоже! — Несмотря на это, вид у него нездоровый. — Как вы поживаете, Бонапарт?
— Неплохо, но надо бы привести себя в форму, — сказал он, — перед предстоящей кампанией. — Чтобы похудеть, он каждый день охотится в Булонском лесу. Этим утром ему удалось «исчезнуть», чтобы навестить меня.
— Можете пробыть еще несколько минут? — Я пригласила Бонапарта посидеть со мной на каменной скамье под тюльпанным деревом. — Я хочу услышать о вашем сыне.
Через два дня будет его день рождения, ему исполнится год.
— Он большой, здоровый мальчик, — немного, правда, капризный.
«Вылитый отец», — подумалось мне.
— Пети и Уи-Уи так много мне о нем рассказывают. По-моему, замечательно, что вы столько времени проводите с детьми.
