Мои дети рассказали, как эта дама послала депутату Тальену записку из тюрьмы, спрятанную в капусте заодно с маленьким кинжалом; как ради ее любви он размахивал этим кинжалом в Ассамблее, бросил вызов тирану Робеспьеру и покончил с террором.
— Ваши друзья — новые король и королева, — сказала вышедшая к нам Фэнни. — Могут пригодиться.
Я сорвала цветок с росшей в горшке розы и попробовала бросить его в повозку. Однако промахнулась и попробовала снова, окликнув на этот раз Тальена по имени. Тереза посмотрела на наш балкон, попыталась сказать что-то Тальену, но на улице было слишком шумно.
Вскоре после этого в ворота постучали. Жак, вернувшись, сказал:
— Приходил мальчик — просил передать вам, что дама, ехавшая с депутатом Тальеном, приглашает вас к себе.
— Тереза? Он оставил адрес?
— Улица Жорж, девять. Завтра в три пополудни.
— Ты похлопочешь о Мари? — спросила Фэнни, схватив меня за руку.
12 августа
Дверь открыл худенький подросток чуть старше Эжена.
[68] Я прошла за ним в комнату, уставленную цветущими кустарниками в горшках.
— Она с-сейчас п-придет, — заикаясь, сказал он и ушел.
До меня донеслось пение: женский голос выводил какой-то печальный напев. В комнату вошла Тереза Кабаррюс в просторной белой тунике на древнеримский манер. Короткие иссиня-черные кудри, как и у меня, обрамляли ее лицо, делая похожей на мальчишку.
«Постриглась по той же причине, что и я», — подумалось мне. Но той серой бледности — печати, отметившей жертвы террора, — у нее не было. Вряд ли она пережила заключение. Мы обменялись обычными любезностями.
— На вас нет шрамов, — сказала я, имея в виду ужасы прошлого.
Тереза сбросила с ноги белый шелковый тапочек.
— Видите? — Она коснулась трех пятнышек на пальцах. — Это крысы.
Я приложила ладонь к горлу, зная, на что крысы способны.
— Скажу вам по секрету, — погладила меня по руке Тереза, — в Ла-Петит-Форсе меня удерживали в комнате восемь стражников. Приказали раздеться. — Она рассказывала совершенно спокойно. — Я сознавала, в какой опасности нахожусь. Тюремщик, коротышка с отвратительным лицом, воспользовался своей властью и приказал остальным уйти. И тогда потребовал от меня плотской благодарности за то, что мог сделать для меня в таких условиях.
Я смотрела на нее, на чистую белую кожу, на зарумянившиеся щеки. Тереза казалась ранимым ребенком, чувственным мальчишкой.
— Прежде я верила в любовь, — продолжала она, — но больше не верю. Вероятно, это и есть мой шрам… — Она с удивлением глядела мне в глаза. — Вы плачете? Обо мне?
— Ваша любовь творит великие дела, — сказала я. — Мне говорили, что вы под страхом смерти отказались подписать заявление, которое скомпрометировало бы депутата Тальена.
— Я выступала в роли героини, и, должна признаться, она пришлась мне по душе. Реплики, костюмы, рукоплескания обладают определенным шармом, вам не кажется? — Она улыбнулась, обмахиваясь веером. — Простите, я неравнодушна к театру. Моя слабость. Но я обещаю всегда быть с вами честной. Мою лояльность вдохновляла не любовь: просто смерть перестала пугать. — Она со щелчком закрыла свой веер. — А это и есть истинная свобода, друг мой.
В прихожей послышался мужской голос и шаги. Вошел Тальен, а следом, волоча за собой саблю, — депутат Баррас.
— Роза! — с уже знакомой обаятельной улыбкой воскликнул Тальен и обнял меня.
— Как я рада вас видеть!
— Помните депутата Барраса? — спросил Тальен.
— Конечно, — сказала я. — Несколько лет назад вы вдвоем заходили ко мне в салон на улице Сен-Доминик.
— Гражданка Богарне, как я рад! — поприветствовал меня депутат Баррас, взял мою руку и, по-старомодному нежно, поцеловал ее. От него пахнуло серой амброй. — Неужели это было так давно? — сказал он с печальным выражением глаз. Баррас пополнел с тех пор, как мы виделись с ним: кожаные охотничьи панталоны плотно облегали его бедра. Несмотря на это, он был само изящество.
— Вас впустил юный Гьери? — спросила Тереза. Депутат Баррас обнял ее. — Он такой худой.
— Пошлите его ко мне, я его откормлю.
— К вам я и близко его не подпущу.
— Несправедливо! — Депутат Баррас опустился в розовое плюшевое кресло; Тальен стоял у камина. — Знаю об участи вашего мужа. Примите мои соболезнования, Роза.
Я кивнула.
— Такое невезение. Еще бы несколько дней — и… Если бы только…
Если только…
— Все мы оплакиваем кого-то… — сказала я. — Все кругом потрясены последними событиями, каждый потерял близких…
Я взяла предложенный служанкой стакан вишневой наливки и подняла его в тосте:
— Хотела бы поблагодарить прежде всего вас, Тальен, мой дорогой друг. На постановлении о моем освобождении стоит ваша подпись.
— Простите, что не смог вызволить вас раньше, — уронил Тальен.
— Как благодарю всех вас. Похоже, именно вы трое спасли нас от тирана Робеспьера.
— Это мы, «кровопийцы», как он любил называть нас, вкусили наконец и его крови. — С этими словами депутат Баррас опрокинул в себя остатки бренди.
— Тальен и Баррас заслуживают самой высокой похвалы, — кивнула Тереза.
— Но разве вы не посылали Тальену записку и кинжал, спрятанные в капусте? — с улыбкой спросила я. — Мне мои дети рассказывали…
— Обожаю эту историю, — усмехнулась Тереза. — По правде говоря, мы действительно разработали такой план…
— Стало ясно, что нас всех ожидает, когда Робеспьер стал брать уроки верховой езды, — пояснил депутат Баррас, набивая трубку. — Когда политик начинает ездить верхом, готовьтесь к битве: простейший урок, преподаваемый в любом военном заведении.
— Значит, Тереза не отправляла записку Тальену? — спросила я.
— Вы имеете в виду послание, в котором говорилось об «известной трусости» нашего друга? — рассмеялся депутат Баррас. Тальен грозно на него покосился.
— Я послала записку, — сказала Тереза. — Жена тюремщика по моей просьбе тайком вынесла ее из тюрьмы. Я сочинила историю о спрятанной в капустном кочане записке, чтобы вывести из-под подозрений эту добрую женщину. Неплохая басня получилась, вам не кажется?
— Мне особенно понравилось про маленький кинжал, — заметил депутат Баррас, и в его печальных глазах появились озорные искорки.
— Удивительно, что люди в нее верят, — сказал Тальен. — Как у заключенного может оказаться кинжал?
— Ах, но французы любят красивые истории! — воскликнул депутат Баррас.
