— Если я зайду?..
Я смотрела в сторону лестницы.
— Мои дети… еще очень… Я не знаю.
— Могли бы мы просто встретиться? Может быть, в кафе «Лют» во Дворце равенства?
— В королевском дворце, вы хотите сказать?
Он кивнул и натянул капюшон.
— Если желаете меня видеть, я буду там завтра в час.
Суббота, 16 августа
Фэнни предупреждала меня, что в королевском дворце все изменилось, но, несмотря на это, увиденное привело меня в замешательство. Во внутреннем дворе расставили столы и прилавки; чего тут только не продают — и конфискованную церковную утварь, и серебряные чайные сервизы, и подсвечники с щипцами для снятия свечного нагара, и всевозможную подержанную одежду, большая часть которой принадлежала аристократам: ныне покойным, изгнанным или просто обнищавшим.
А каков шум! Только начало первого, но танцевальные залы и комнаты для азартных игр полны. Молодые женщины в прозрачных газовых платьях стоят у фонтанов, привлекая внимание молодых людей, возмутительно одетых в тугие шелка.
Я зашла в тихое кафе «Лют». В углу играл виолончелист. По толстому ковру беззвучно ступал официант. Даже самые застенчивые выглядели жизнерадостно в мягком свете свечей.
Меня провели к столику Лазара. При моем приближении он поднялся.
— Вы пришли, — произнес он. С облегчением, как я рада была отметить.
— Вы думали, я могу не прийти? — ответила я, позволяя ему снять с моих плеч пелерину.
Он поцеловал меня в шею сзади.
Я повернулась к нему лицом, прокручивая в голове все, что собиралась ему сказать, — что я лишь недавно овдовела; что со смерти мужа прошло слишком мало времени; что дети нуждаются в моем внимании; что я все еще нездорова и у меня нет сил; что он сам женат; что начавшееся в тюрьме, когда всем нам грозила смерть, не может иметь продолжения здесь, в этом другом мире…
И все же я не нашла слов. Потеряла волю. Через несколько минут я поймала себя на мысли, что принимаю его внимание с благодарностью. В кафе мы пробыли очень недолго, и потом я пошла к нему.
17 августа
Я не знаю подобных ему людей. Такой честный, открытый, энергичный… Лазар не скрывает, что вырос на конюшне, — о нет, он даже гордится этим! Грубый, смелый, нежный, он берет жизнь приступом.
Он большой человек — и телом, и душой. У него хватит сил прогнать тени прошлого из моих воспоминаний, изгнать призраков.
У него нет терпения для условностей этикета и интеллектуальных игр.
— Я республиканец, — гордо говорит Лазар. Несмотря на все, что ему пришлось пережить, вера его не пошатнулась.
Доброта Лазара Гоша не знает границ, как и его мужество. Говорят, он гений. Молодой. Бесстрашный. Яркий.
— Ты знаешь генерала Гоша? — с недоверием в голосе спросил как-то Эжен.
— Мы с ним друзья, — гордо ответила я.
19 августа
— Ты ведь завтра уезжаешь? — стараясь скрыть тревогу, спросила я Лазара. Я уже знала, что он собирается в Тьонвиль, повидать свою молодую жену. Я знала также, что он ее любит… Не сомневаюсь, что мне нет места в его жизни с тех пор, как он впервые упомянул ее имя: Аделаида. Тем не менее я не могла порвать с ним, моя нужда в нем была слишком велика. — Когда же? Утром?
Мы лежали в его кровати, на смятых простынях. Я вытянулась на подушках с лицом в холодной испарине. Стояла летняя жара, сильно пахло любовью.
— Я написал ей сегодня. — Лазар погладил мою руку, шею, прикоснулся к влажным волосам. — Написал, что не приеду, что меня задержали.
— Зачем? — осмелилась спросить я.
Его губы сложились в некое подобие улыбки.
— Хочешь знать?
Я кивнула. Мне нужно было знать.
— Хочешь, чтобы я сказал правду?
— Мы же договорились говорить друг другу только правду.
— Правда заключается в том, что мне невыносима мысль о расставании с тобой.
Я уткнулась лицом в подушку, скрывая слезы.
Лазар стал ластиться ко мне, но я его остановила. Было нечто, что я хотела сказать, но не могла, — о том, как я просыпаюсь каждую ночь вся в поту, охваченная страхом; как временами на меня находит ощущение тошнотворной беспомощности; как в сумерках я иногда вижу за окном мертвые лица; как до сих пор чувствую мучительный стыд, будто чем-то заслужила свое тюремное заточение, словно причиной всему был какой-то мой недостаток, слабость, проступок. Но хуже всего я переносила холод, вошедший в мое сердце: боялась, что больше не смогу любить. Даже его.
Но как я могла объяснить все это?
— Жена любит тебя? — спросила я.
— Так вот о ком ты думаешь, об Аделаиде?
Аделаида. Имя, которое трудно произнести без нежности.
— Нет, — сказала я. — Но надеюсь, она любит тебя, поскольку в противном случае…
Что тогда? Что?
— Она меня любит. — Лазар лег на спину и потер рукой подбородок. Потом повернулся ко мне лицом. — Я много думал перед тем, как прийти к тебе, Роза. Я пришел, потому что… То, что мы видели, чувствовали, пережили… Это нас напугало, отдалило друг от друга. Я… — Он замолчал. Не мог подобрать нужных слов.
— Не объясняй, — попросила я, — я все понимаю.
И прижалась лицом к его груди. Да. Он тоже испытывает этот странный стыд, как и многие уцелевшие.
Четверг, 21 августа
Лазара восстановили в должности командующего армией в Шербуре. Он уезжает через две недели.
Две недели…
23 августа
Скоро Эжену исполнится тринадцать, он так быстро взрослеет.
— Надо обучить его военному делу, — сказал Лазар.
— Ему в школу надо. — Даже я была в ужасе от правописания моего мальчика. Но моих денег хватает лишь на то, чтобы купить ему сапоги.
— Я бы мог заняться им.
До меня не сразу дошел смысл сказанного.
— То есть? — переспросила я.
— Он мог бы работать у меня в штабе как подмастерье.
— Он будет работать на тебя? — Я начала понимать смысл предложения. — Ты будешь за ним присматривать?
— Мне нравится твой сын, Роза. Он честный парень, прямой. Я бы не предложил этого, если бы думал, что он не справится с работой.
— Очень хорошо, — сказала я, едва сдерживая слезы.
Суббота, 30 августа, половина четвертого пополудни
Дни летят один за другим. Лазар уже готовится к отъезду. Эжен тоже собирает вещи.
31 августа
