Он прочистил горло и, сидя в потертом кожаном кресле, подался вперед.
— Боюсь, от завещания вашего мужа будет мало проку, — сказал он и чихнул в полотняный носовой платок.
— Что вы имеете в виду?
— Видите ли, — он помолчал, — во-первых, Александр Богарне ничего вам не оставил.
Некоторое время я сидела молча. Видимо, чего-то не поняла…
— Во-вторых, — продолжал Дюнкерк, принявший мое молчание за спокойствие, — знаете ли вы о мадемуазель Мари-Аделаиде дю ла Ферте?
— «Ла-Ферте» — название сельского поместья Александра…
Не стоило сомневаться, гражданин Дюнкерк и без меня прекрасно это знал.
— Это ребенок: девочка, родившаяся в июне тысяча семьсот восемьдесят пятого года близ Шербура.
— Вероятно, вы имеете в виду Аделаиду д’Антиньи? — Так звали незаконнорожденную дочь Александра. Мы с тетушкой Дезире делали все возможное, чтобы поддерживать ее, несмотря на ограниченность в средствах. Теперь Аделаиде исполнилось девять; прекрасный ребенок, очень смышленая и чертами лица весьма походившая на Александра. — Но она родилась в тысяча семьсот восемьдесят четвертом году в Париже.
— Нет, это другая девочка, и появилась на свет год спустя. Ваш покойный супруг оставил ей ежегодную пенсию в размере шестисот ливров.
Еще один незаконнорожденный ребенок? Две Аделаиды?
— Еще шестьсот ливров в год причитается Мувину, слуге вашего супруга; еще двести — конюху Ришару, еще двести, единовременно, — Саважу, второму конюху…
— И совсем ничего Гортензии и Эжену? — перебила я. — Мое имя вообще не упоминается?
— Нет сомнения, что он полагал, что вы будете хорошо обеспечены благодаря поступлениям от островных владений.
У меня перехватило дыхание.
Гражданин Дюнкерк снова прочистил горло и поправил монокль.
— Видите ли, мадам Богарне, что касается Мари-Аделаиды дю ла Ферте, то, возможно, найдется способ обойти…
— Пусть получит то, что ей причитается, — прервала его я.
Я уже помогала содержать одного незаконнорожденного ребенка. «Сколько их еще?» — думала я с усталостью.
Я ПОЛУЧАЮ ПРЕДОСТЕРЕЖЕНИЕ
13 февраля
Тереза и Тальен убедили меня поехать с ними на «Бал жертв» в отель «Теллюсон». Я заранее заехала к Терезе, чтобы приготовиться.
— Прическа уже идеальна, — похвалила она, закалывая у меня на шее красную ленту, символизирующую след, оставленный ножом гильотины.
— Какое экстравагантное одеяние, — проговорила я, разглядывая ее. Тереза была в прозрачном газовом платье, под которым просвечивало трико телесного цвета. Высокая, с огромным животом и грудями, она производила сильное впечатление.
— Это новый танец. — Тереза принялась странно колыхаться из стороны в сторону, с таким задором кивая при этом головой, что можно было подумать, та сейчас слетит с ее плеч.
Улица перед отелем «Теллюсон» была запружена каретами. У входа кучились нищие, наперебой привлекая к себе внимание.
— Не напоминает ли это вам дни старого режима? — прошептала Тереза. — Балы в здании оперы?
Уличный мальчишка схватился за подол моей юбки. Тальен пригрозил ему кулаком, и тот, отшатнувшись, повалился в грязь. Я остановилась спросить, не ушибся ли мальчик, и дала ему монету.
— Палачи разве приглашены? — выкрикнул кто-то, когда в дверях появился Тальен.
— Так-то теперь приветствуют освободителей, — кисло усмехнулся он.
15 февраля
Боюсь, Тереза и Тальен не ладят между собой.
— Что-то неладно? — спросила я подругу. Ее левую щеку покрывал толстый слой белил. В глазах у нее показались слезы. — Не понимаю… Он так вас любит.
— Его любовь убивает меня! — воскликнула она.
15 февраля 1795 года, Ренн
Роза, мои усилия по заключению мира могут увенчаться успехом. Молись обо мне — скоро это можно будет делать законным образом. Ты мне очень нужна.
Твой солдат Лазар
18 февраля, 11 часов утра
Лазару удалось договориться о мире с восставшими в Вандее. Он преуспел там, где столь многие до него потерпели неудачу. В обмен на право исповедовать свою веру восставшие сложат оружие.
— Но как же остальные? — ворчала Ланнуа. — А нам что, свобода не нужна?
21 февраля
На улицах царит возбуждение. Свобода вероисповедания дана всем — всей Франции.
— Теперь можешь доставать свою маленькую Мадонну, — сказала я Гортензии.
— Разве можно? — опасливо спросила моя девочка.
— Время скрываться прошло!
Благодаря Лазару.
Вторник, 24 февраля
Терезе нездоровится, беременность делает ее медлительной. Она попросила меня помочь устроить прием в честь турецкого посла. Это мероприятие намечено на следующую неделю в загородном доме Барраса в Шайо. Тереза и я ездим туда каждый день. Все, что относится к депутату Баррасу, стоит денег: собаки, лошади, суженные кверху бокалы для хорошего коньяка… Ох уж эта распущенность нравов! К слову, Баррас уверяет, что маркиз де Сад — его кузен, называет его «мой дорогой кузен». Время от времени Баррас даже страдает от загадочного аристократического заболевания нервов, которое требует лечения горячими ваннами («Французская оспа,
[72] как думаешь?» — шепнула мне Тереза). И все же он не без совести.
Забавный человек, манерный, остроумный, щедрый, но у него есть поистине отвратительная черта. Вольнодумец, он каждый день хвастает передо мной и Терезой своими победами. Если бы не его остроумие, эти истории поражали бы слушателей своей мерзостью. Но мы с Терезой смеемся до упаду над его рассказами о флирте взрослых мужчин. Все это так причудливо…
Вторник, 3 марта, поздно вечером
Тереза, готовясь к тому, что из-за беременности перестанет выезжать, побуждает меня принимать большее участие в делах Барраса.
— Вы именно такого типа женщина, какая ему нужна: элегантная аристократка с безупречным вкусом и умением держать себя в обществе. Ваши знакомства будут ему полезны. Нет никого лучше вас. Я так ему и сказала.
— Вы серьезно?
— Он щедро вознаграждает женщин, Роза. В этом я могу вас уверить. Единственное, что вам придется делать, так это слушать его истории об амурных похождениях.
Я улыбнулась.
Пятница, 13 марта
