— Я так понимаю, вы финансовый агент, — осмелилась я проявить осведомленность.
— Это не то, чем гордятся солдаты, мадам. — Капитан отбросил черные кудри от глаз — голубых, таких голубых глаз. — Особенно перед женой командующего генерала.
— Уверяю вас, капитан: я никому не скажу. — Тем более Бонапарту.
— В таком случае — да, сознаюсь: я агент, работаю в «Боден компани», инвестиционной компании, находящейся в Лионе. Братья Боден — их двое — из Рима. Мы вместе росли.
— Я однажды имела дело со спекулянтом в Лионе. Кажется, он упоминал фамилию Боден. Я тогда получила невероятный доход от торговли селитрой, а затем еще и кружевом. Это вас удивляет? — спросила я, заметив его реакцию.
— Ну… это просто так неожиданно…
— Женщины вполне могут заниматься коммерцией, капитан, — пропела я.
— Да, мадам, но не похоже, чтобы вы… — Он покраснел.
Видимо, хотел сказать: «…не похоже, чтобы вы нуждались в деньгах».
— Не стану докучать вам рассказами о том, как мы с детьми сидели без хлеба во время террора.
— Ну что вы, мадам… Ваш рассказ не может быть скучным.
— В наше время это довольно обычная история. Как и многие, мы потеряли все, а мой муж — в придачу еще и жизнь, его собственность конфисковали. У меня на руках осталось двое детей, их надо было кормить и учить. В таких обстоятельствах каждый делает то, что должен. — Прозвучало пафосно, но, по правде сказать, я получала удовольствие от заключения сделок. Занятия коммерцией давали мне окрыляющее ощущение свободы.
— А теперь, муза наших побед, у вас есть все.
— Все, включая долги!
Теперь я жена Освободителя Италии, и мои расходы увеличились более чем вдвое. Ко мне как к жене Освободителя Италии обращаются за благотворительными взносами, и не в моем характере отказывать в такой ситуации.
— Вероятно, мадам, я мог бы помочь в этом отношении. — Капитан помолчал. — Простите, может быть, я вас обидел?
— Н-нисколько, — сказала я с запинкой. Щеки у меня пылали.
11 июля, на рассвете
Через полчаса уезжаем. Нам дали одеяла из медвежьих шкур, чтобы завернуться, маски из бобрового меха и козырьки из тафты, чтобы защитить глаза от ослепительного блеска.
Горы громоздятся над нами, как великаны. Меня вдруг охватила дрожь, не имеющая ничего общего с лихорадкой. Я переложила ближе к сердцу миниатюрные портреты Гортензии и Эжена из небольшого бархатного мешочка для драгоценностей, подшитого к нижней юбке. И спрятала за корсаж подаренную Лазаром медаль Святого Михаила — для храбрости.
Бенедиктинское аббатство Новалеса
Закончили подъем. Нас несли на стульях по опасным утесам маленькие старики-горцы. Это даже страшнее, чем я считала.
12 июля, Турин
Сегодня утром поздно отправились в путь — из-за того, что наша карета оказалась неправильно собранной: по узким горным тропам ее по частям перевозили на спинах мулов, подкованных специальными шипастыми подковами. Поэтому Жюно запретил остановки вообще, и, когда въезжали в крошечный, но величественный город Турин, я уже мечтала об отдыхе. Как вдруг увидела полк французских всадников под командованием молодого человека в форме адъютанта… и сердце у меня упало.
— Огюст! — Жюно выпрыгнул на ходу из нашей кареты. — Что тут такое?
— Генерал отрядил меня сопровождать мадам Бонапарт в Милан. — Адъютант взглянул на меня, прикоснувшись к шляпе. — Но прежде король Сардинии запросил аудиенции.
Жюно с усмешкой похрустел костяшками пальцев.
— Выходит, король этих сонь учится кланяться? Нам, республиканцам? Это хорошо. Думаю, стоило бы проявить любезность и предоставить королю такую честь.
— Вероятно, я неудачно выразился, — помявшись, поправил себя адъютант. — Его величество запросил аудиенцию у жены генерала.
Лизетт починила шлейф моего шелкового платья цвета слоновой кости и достала жемчужины, зашитые в подол нижней юбки. Я искупалась, нарумянилась и напудрилась, мне сделали прическу.
— Вот и все! — сказала Лизетт, закрепляя в прическе усыпанное жемчугами украшение. — Выглядите прекрасно! — Я посмотрелась в зеркало и потянула за локон, чтобы он обрамлял лоб сбоку. Лизетт выщипала мне брови так, что они приобрели форму изящных дуг. Да, теперь при свечах король Сардинии может счесть меня красивой.
«Если косметика не потечет», — подумала я, утирая пот со лба. Платье уже стало влажным. Я отворила двойные двери на балкон, выходивший на площадь. С него были видны верхушки деревьев, росших на бастионе, а за ними, на фоне голубого неба, — снежные вершины Мон-Сени, алмазами сверкавшие на солнце.
Церковные колокола прозвонили к вечерне. Я уж и забыла, как может быть красив колокольный звон. Женщина в черном и под вуалью шла в церковь, не отрывая взгляда от земли. Что подумают обо мне такие, как она? Обо мне, парижанке в открытом наряде, привыкшей к столичным удовольствиям… и своей парижской свободе.
В дверь постучали. Залаял пес.
— Ах, это вы! — послышался голос Лизетт.
— Пожалуйста, мадемуазель, — сказал капитан Шарль, — воздержитесь от выражения столь неумеренной радости. — Он взял на руки Фортюне и потерся лицом о собачью шерсть. Затем, отпустив собаку, сообщил мне, что мы отправимся во дворец только через час.
— Целый час! — Мне казалось, что я и так уже жду целую вечность, когда меня доставят во дворец и представят королю этого государства. Заодно жду, когда подействует настойка опия, которую я приняла, чтобы унять боль. — Простите меня, капитан Шарль. Должна признаться: я нервничаю. До сих пор мне не доводилось встречаться с королями.
— О чем беспокоиться? — Капитан откинул полы фрака и сел. — Основания нервничать есть скорее у короля. В конце концов, это ваш муж задал ему трепку!
Так чего же я боялась? Что могу совершить какую-нибудь глупость. Или упасть в обморок от боли и высокой температуры, чем поставлю в неудобное положение Бонапарта и республику.
— Просто я не ожидала…
— Славы?
Да, именно так. Слава — последнее, чего я ожидала, выходя замуж за Бонапарта. Странно, но энергичный маленький Наполеон, этот корсиканец с дурными манерами, ныне — герой, Освободитель Италии. Человек, перед которым склоняются короли.
Лизетт протянула мне стакан апельсиновой воды:
— Я добавила в нее чуть-чуть эфира, мадам. Вы очень бледны.
В тот же день позже, о времени не знаю
Кажется, я еще жива. Это было ужасно; король уснул, сидя на троне! Баррас прав: мне следовало взять с собой каркас для кринолина.
13 июля, Милан
На подъезде к Милану я услышала приветственные возгласы многочисленной толпы. Жозеф высунулся из окна, придерживая треугольную шляпу. Оркестр грянул «Марсельезу».
