Аннабет радостно напевает – какую-то детскую песенку, нечто вроде колыбельной. Забирает Тарквина из рук Адама и качает, словно тот сам новорожденный.
Я в таком восторге, что обнимаю каждую из своих единокровных сестер трижды, заставляя их еще раз рассыпаться в поздравлениях. Когда отцепляюсь от Вирджинии, бросаю взгляд на ее руку, но кольца на ней нет. Она не хочет намекать нам о своих планах, но я буквально на вкус ощущаю ее разочарование. Ее улыбка слишком уж белозуба и неподвижна. Ладно, по крайней мере, пусть скажет спасибо: вовремя выяснила, что сошла с дистанции. Шестнадцать ей стукнет уже через две недели. Вирджиния была буквально на волосок от кровосмесительного брака, словно малолетка из какой-то глухой горной деревни, где в женихах одни только родственники.
И вот тут-то и приходит в голову, что в моем плане по-прежнему есть один существенный изъян. Как и на том конкурсе, сейчас я лишь притворяюсь, будто я Саммер. И почти как наяву слышу голос своего брата, голос непрошеной правды: «У тебе кровь на ноге, Айрис!»
Адам заключает меня в объятия, я вдыхаю его сладкий пряный аромат, но в этом почему-то нет обычного волшебства. Что-то во мне хочет оттолкнуть его прочь.
Но я не могу. Ни в коем случае нельзя сейчас поворачиваться спиной к его триумфу. Даже если б я знала стоп-слово Саммер, то не стала бы его использовать. По крайней мере, до тех пор, пока последний кусочек общей картины не станет на место. Вот как только действительно забеременею, тогда реально все будет пучком.
* * *
Первые дни в Австралии приходится туго. Аннабет сдала свой пентхаус до ноября, когда мы с Адамом отбыли в кругосветку под парусами, и вот теперь выясняется: она считает, что может и дальше жить с нами, пока не закончится договор аренды. Пытаюсь убедить ее поселиться в каком-нибудь отеле, но это непросто. Пробую вкручивать всякую фигню, что, мол, справляться с горем лучше в тишине и покое. Будь я Айрис, она вылетела бы у меня отсюда буквально через полчаса – в качестве же Саммер это гораздо сложнее. Как вообще добрые отзывчивые люди заставляют людей делать то, что им требуется? Ограничиваюсь намеками, что она типа как в тягость Адаму – пусть даже, сказать по правде, у него есть всякие чудны`е идеи насчет того, будто большие семьи должны жить вместе, что я могу списать лишь на его сейшельское происхождение.
Поначалу прячусь от матери, пользуясь размерами дома, позволяющими держать ее на расстоянии. Как-то утром она зацикливается на том, как же это Ной будет справляться со своим горем, и настаивает на том, чтобы отправить ему посылочку с гостинцами, но с наступлением дня напрочь про него забывает и переходит на беспокойство по поводу воздействия всего этого стресса на моего нерожденного ребенка. На этом этапе прыгаю в бассейн прямо в одежде и плыву к его дальнему концу, дабы избежать ее вопросов, с чего это я совсем не прибавляю в весе.
Но через несколько дней начинаю понемногу расслабляться. Я имею дело с женщиной, которая до сих пор категорически не признает, что Ридж изменял ей, пусть даже в его завещании провозглашается, что Вирджиния – его биологическая дочь. Реальность у Аннабет там, где ей самой удобно. И, вдобавок ко всему, потеря Айрис явно повредила ей мозг. Она словно парит посреди облака всякой неразберихи, переплывая от веселья к горю и обратно на протяжении единственной фразы.
– Как чудесно, что ты опять дома, Тарки, – говорит она ребенку, – только вот по такой ужасной причине… Но твоей мамочке надо было вернуться ради дитятки… Ой, подумать только, новорожденный в доме аккурат под Рождество!
Но мне все равно нужно, чтобы она убралась отсюда. Даже полнейший зомби способен сдуру набрести на правду, а потом, в последнее время Аннабет стала реально действовать мне на нервы – из-за того, что несет про Айрис.
– Айрис была такая потерянная душа, – блеет она, не отрываясь от вытирания чумазой мордашки Тарквина. – Я надеялась, Саммер, что во время этого вашего плавания ты немного вправишь ей мозги – может, хотя бы слегка повлияешь на нее…
В другой раз Аннабет разражается слезами прямо посреди завтрака.
– По крайней мере, хоть вы с Адамом и дети целы и невредимы! – всхлипывает она. – Было бы гораздо хуже, если б это оказалась ты! Не то чтобы я ее меньше любила, но мы ведь с тобой всегда были так близки! Я никогда не понимала Айрис… И знаешь что, – добавляет моя мать, – когда Адам сообщил мне эту новость, то был такой обезумевший от горя, что на какой-то ужасный миг я подумала, что речь идет о тебе!
Так что Аннабет пришлось убраться. Но, захлопнув дверцу ее такси и направившись обратно по подъездной дорожке к дому, вдруг соображаю: кто же теперь будет помогать мне с ребенком?
Ну да, раньше надо было думать: когда в доме весь день только я и Тарквин, просто не поверите, каким прилипчивым он становится. Тарквин доволен только тогда, когда хотя бы крошечным кусочком своего тела соприкасается со мной, если только мы не рядом с оживленной дорогой – в этом случае он норовит удрать от меня с такой прытью, что просто диву даешься.
Я ничуть не против постоянных обнимашек, но он жадно требует и прочих знаков моего внимания. Словно уверен, что если я подумаю на секунду о чем-то, кроме него, то существование его сей же момент прекратится. Меня никогда не манило материнство, но я полагала, что, по крайней мере, буду воспринимать его легче, постоянно торча в четырех стенах. Думала, что могу спокойно посидеть и почитать, пока у ребенка есть какая-нибудь игрушка, с которой он может тихо самостоятельно развлечься. Фигушки. Просто спокойно засесть с книжкой в одном доме с маленьким ребенком – не моги и думать. Ребенок сразу почувствует, что мама отдыхает, и тут же затравит тебя, как зверя.
Стоит только Тарквину увидеть меня с задранными вверх ногами, как он сразу хватает детскую книжку с картинками и размахивает ею у меня перед носом. Если я не обращаю на него внимания, начинает ныть и молотит меня этой самой книжкой по башке. Поверите – ребенок, который не умеет говорить, желает, чтобы ему читали, блин, весь день напролет! А все эти дитячьи книжки с картинками такие предсказуемые… Плохих дяденек ловят, правда выплывает наружу, справедливость торжествует… У-ау! Челюсть свернуть можно.
Одна из книжек Тарка, против которой я особо не возражаю, – это история про девочку, которая отправляется жить под водой в море. Иллюстрации жутковатые – океан черный и сверкающий, и как только эта девочка проскальзывает под поверхность воды, ее ноги превращаются в рыбий хвост, изукрашенный сапфирами и изумрудами. Все давно пришли к заключению, что я хочу забыть о своих суровых испытаниях в море, но когда я читаю эту историю, то мечтаю о «Вирсавии», тоскую по вспухающим вокруг океанским валам и соленым брызгам. Но Тарквин просто ненавидит эту книгу – когда я не обращаю внимания на его протесты и продолжаю читать, просто вырывает из нее страницу.
Жизнь Саммер куда более скучна и занудна, чем я это себе представляла. У нее были красивые платья, но некуда было их надеть. Ну не могу же я заниматься домашним хозяйством во всех этих рюшечках и кружавчиках!
