– Прочь с дороги, Франсина! – ору я. – Я рожаю!
Ее лицо искажается.
– Врешь! – вопит она. – Не пытайся меня отвлечь!
Новая стена боли обрушивается на мое тело. Перегибаюсь пополам, едва не опустившись на землю.
– Адам! – кричу я.
Да где же Адам? На миг ничего не существует, кроме боли, но когда я слегка прихожу в себя, Франсина впивается своими накрашенными когтями мне в плечи. Ее перекошенная физиономия всего в каком-то дюйме от моего лица.
– Ах ты маленькая ведьма, – шипит она. – Только не корчи мне тут святошу! Где она?
– Адам! Адам! – выкликаю я. Где же его машина?
Никак не могу набраться сил, чтобы отбиться от Франсины. Она собирается навредить моему ребенку?.. Но вдруг я свободна. Кто-то оттащил ее от меня.
Подлетает красный «Мустанг» Адама. Он выпрыгивает наружу и бежит ко мне. Подхватывает меня на руки.
Бросаю взгляд назад на Франсину. Ее крепко прижимает к себе дядя Колтон. Наверное, он был с ней в машине. Она вырывается у него из рук с багровым от гнева лицом.
– Посмотри правде в глаза, Франсина! Ты проиграла! – гаркает Колтон ей в ухо. – Саммер рожает. Самое время сдаться.
– Ты в точности как твоя мать! – орет на меня Франсина, успевшая сломать длиннющий каблук, пока Колтон оттаскивал ее назад на газон. – Строишь из себя всю такую правильную, но просто хочешь денег! Мне жаль твоего ребенка, что у него такая мать!
Отворачиваюсь, и Адам без всяких усилий несет меня к машине.
Когда он опускает меня на сиденье, по новой бьют схватки. Каждая клеточка моего тела истошно вопит: «Тужься!», но я знаю, что тужиться нельзя. Дверь машины захлопывается, Адам запрыгивает за руль и срывается с места. У нас нет времени оглядываться назад. Мчимся в сторону садящегося солнца, кроваво просвечивающего в небесах.
Глава 18
Ребенок
Едва успеваем доехать до больницы, как моя дочь начинает натужно выталкиваться из тела. Просто нет времени для медицинского осмотра, которого я так опасалась. Меня поспешно везут в родильное отделение. Она перекручивается, как штопор, показываясь наружу, и ее глаза встречаются с моими, когда она входит в мир.
– Родилась личиком вверх! – восклицает врач. – Звездочет!
Он сразу кладет ее мне на грудь, и она ворочается и мурлычет, как котенок. Обнимаю ее обеими руками. Сквозь ее порывистые движения ощущаю устойчивое биение ее сердечка.
Моя малышка, может, и совсем крошечная, но она сильная. Она бодрая, нетерпеливая, дерзкая. А ее глазенки – словно две небесные звездочки, заглядывающие мне прямо в душу. Я понимаю, что все теперь по-другому. Знаю, что никогда не солгу ей.
– Она сама звезда! – кричу во все горло. Напрочь забываю, что она наследница Кармайкла. Все, что я знаю, – это что люблю ее. И что все изменилось.
* * *
Наутро после родов Адам приводит Тарквина знакомиться с сестрой. Мы в отдельной палате. Тут нет окон и довольно тесно, но мне все равно. Мое дитя в безопасности, и я избежала отделения патологии новорожденных. Мое тело – развалина, груди сочатся, и даже не хочу думать о том, что творится с прочими частями тела. Абсолютно все между шеей и коленями жутко болит, но мне все равно. Она стоит этого.
Уже знаю, как хочу назвать ее, – Эстер. Это значит «звезда».
Адам стоит в дверях с двумя букетами – один из ирисов, другой из роз, – и его улыбка шире, чем я когда-либо видела. Тарквин цепляется ему за ноги.
Едва не вздрагиваю, припомнив, что Адам – отец Эстер, а Тарквин – ее брат. Кажется, будто она свалилась откуда-то с небес, будто она сама по себе, никак не связана с нами. У нее зеленые глаза и тоненькие черные волосики, и она не похожа ни на кого из нашей семьи. Я думала, что Адам предпочтет сына, но когда он забирает мою дочь у меня из рук, то просто сияет от радости.
– Смотреть, как ты рожаешь, было просто изумительно, – говорит он. – Ты такая сильная!
Припоминаю, что Адаму не разрешили присутствовать при родах Тарквина, которые представляли собой экстренное кесарево сечение. После того как мы бросили курсы будущих родителей, Адам, похоже, не проявлял особого интереса к приближающимся родам, но теперь он готов говорить на эту тему без умолку.
– Видеть, как ты приносишь нашу дочь в этот мир… Понимаю, почему люди некогда поклонялись беременным женщинам! Ты была прямо как одна из тех богинь плодородия!
– Что думаешь, Тарк? – спрашиваю я. – Твоя ма… Я действительно богиня?
Я собиралась сказать «мамочка», но споткнулась на этом слове. Называть себя мамочкой – это из той горы вранья, которую я успела нагородить.
И все же теперь я мать. Я впервые заслужила это имя. И я единственная мать, которую знает Тарквин. Сказать ему правду – значит опять лишить его близкого человека.
Тарквин забирается ко мне на кровать и водит носом мне по животу, лопоча: «Мама, мама». Схватки, должно быть, вчера вечером кратковременно повредили мне разум, отчего мне показалось, будто он знает правду. Малыш просто обожает меня.
– Чего хочешь первым делом? – спрашивает Адам. – Ремонт, или купим новый дом? Построим дом своей мечты? Или купим дачу где-нибудь, или новую машину каждому? Я подумываю о «Феррари» с открывающимся верхом, как раз для тебя…
– Пока наш дом меня вполне устраивает, – отвечаю я. – И машины на самом-то деле меня на данный момент не особо заботят, но я хочу вернуть «Вирсавию» в Австралию. Давай наймем экипаж, чтобы ее перегнали домой.
– А подходящее время, чтобы этим заморачиваться? У нас ведь теперь двое детей.
– Я не предлагаю двинуть куда-нибудь за границу, – говорю я. – Просто хочу знать, что она под рукой.
– Это что-то новенькое, – задумчиво произносит Адам, – но я подумаю. В любом случае вот последнее дело, которое нам надо сделать, чтобы удостоверить права на наследство. – Он протягивает мне какой-то бланк. – Нам нужно доказать, что фамилия ребенка будет Кармайкл. Тогда у Колтона не будет иного выбора, кроме как переписать все на нас.
Кошусь на Адама.
– И как тебе такое? Что у наших детей будут разные фамилии? Я знаю, что иначе никак, но все равно как-то странно…
Адам пожимает плечами.
– Давай просто со всем этим покончим, – говорит он и вручает мне ручку.
Беру ее правой рукой. Кое-как калякаю: «Саммер Роуз Ромен». Я месяцами отрабатывала детские петельки Саммер, но впервые пишу ее имя в чьем-то присутствии. Так поглощена тем, чтобы случайно не накосячить, что сначала ставлю подпись и лишь потом прочитываю документ.
Адам уже вписал имя ребенка: Роузбад Кармайкл.
– Это еще что такое? – вопрошаю я. – Роузбад? Розанчик? Это что, шутка?
– О чем это ты? – удивляется Адам. – Мы назвали ее Роузбад еще в тот самый момент, когда узнали, что ты беременна! Это имя, которое ты всегда хотела для девочки.
