Опускаю взгляд на ирисы, теперь поломанные и обмякшие в моих руках. Резко шлепаю их на тележку.
– Так вот как все будет? – говорю я. – Так вот как все теперь между нами будет? После того как ты тут так трогательно распространялся про свое горе и тоску, про все эти лежания без сна по ночам…
Открывается дверь. Врывается Колтон.
– Саммер! Принцесса моя!
Попадаю в его медвежьи объятия.
– И Бен! Батюшки-светы! Что ты делаешь в Австралии?
Бен поспешно приглаживает волосы и пожимает протянутую руку Колтона.
– Гм, я… я приехал на заупокойную службу, которую мама устраивает на день рождения Айрис. Я типа как собирался сделать Саммер завтра сюрприз, но… Ну… Увы, не могу. Мне надо успеть на ближайший самолет до Нью-Йорка. Так что, пожалуйста, не говорите маме, что видели меня. Долго рассказывать. Не хочу ее расстраивать. Я скажу ей, что приехать не получилось, что я опоздал на самолет.
– Я все понимаю, конечно… – произносит Колтон с таким видом, что ни черта он не понимает. Мой дядя в костюме и при галстуке, в руке – тоненький кожаный «дипломат». – Жаль, что тебе приходится так рано уезжать. Надеюсь, ничего серьезного? Может, чем помочь?
– Нет, нет, – спешит ответить Бен. – Это из-за универа, по учебе. Надо срочно возвращаться. Единственное, чем вы можете помочь, это никому не рассказывать про сегодня. И я знаю, что Саммер умеет хранить секреты. – Ему едва удается скрыть презрение в голосе. – Береги себя, Саммер. Мне пора. Даже не знаю, когда снова увидимся.
Он идет к двери.
Я потеряла брата. Могу понять по выражению его глаз, по тону его голоса, что теперь его для меня не существует. Я никогда уже его не увижу.
Мне больше не нужны никакие деньги. Жутко хочется послать Колтона подальше – напрямую к Вирджинии, где бы она ни была, – пусть вписывает ее имя во все эти бумаги. Она заслужила эти деньги. Она вынашивает настоящего наследника. Она нахлебалась дерьма еще почище, чем я, и никакой ее вины в том не было.
Да плевать, пусть даже и придется работать каждый день до скончания моих дней, чтобы свести концы с концами, – главное, я смогу высоко держать голову и спокойно посмотреть своему брату в глаза. Посмотреть в глаза собственной дочери.
Но Бен прав. Дело не только в деньгах. Как я могла подумать, что отделаюсь от обвинений в убийстве, просто уехав с Сейшел? А как насчет австралийской полиции? Они вряд ли все так оставят. Не могу с ходу припомнить, к юрисдикции какой страны относится убийство, если оно совершено в море. Вроде это каким-то образом связано с местом регистрации судна…
– Саммер, – говорит Колтон, – дитя издает странные звуки.
Вздрагиваю. Колтон берет на руки мою дочку, покряхтывание которой становится более натужным, хотя она по-прежнему спит. Выхватываю ее у него из рук.
Дверь открывается, и опять входит Бен.
– Едва не забыл одну важную вещь. Я отправил тебе несколько имейлов, сеструха. – Последнее слово звучит крайне многозначительно. – Обязательно проверь почту. Тогда поймешь, как у нас обстоят дела.
И он уходит, на сей раз по-настоящему.
Колтон явно недоумевает. Пожимаю плечами, словно предполагая, что все это обычные семейные шуточки. Но я-то понимаю, что это значит. Вон оно как… Сообщение по электронке, в котором будет расписано, «как обстоят дела». Потому что деньги – это единственная вещь, которая может помочь мне избежать тюрьмы.
Деньги за молчание. Бен шантажирует меня.
Мне бы сейчас испытать облегчение, что он не планирует выдать меня, и, несомненно, его требования будут разумными, но это не то, что я сейчас чувствую. Все вокруг меня – палата, цветы, мой дядя – кажется голыми контурами, словно живу я в каком-то пустом мире. Больно было узнать, что Бена я больше не увижу и не услышу, но это гораздо хуже.
Колтон вытаскивает из своего «дипломата» стопку бумаг.
– Понимаю, время не самое подходящее… – начинает он. – Но постараюсь побыстрее.
– Что-то не пойму, – говорю я. – Адам прямо сейчас едет к тебе в офис, чтобы забрать бумаги. Он тебе разве не говорил?
– Да. – Колтон медлит. – Адам очень хотел все привести для тебя в порядок, но мне показалось, что лучше поговорить с тобой лично. Как я уже сказал, я решительно настроен все проделать как положено. Знаю, что ты не любишь иметь дело с деньгами, но теперь, как у распорядителя трастового фонда, у тебя есть определенная ответственность. В идеале, у вас с Адамом у обоих должно быть право подписи на счете «черной кассы».
– Естественно, – киваю я.
– Так вот: на данный момент установлено не так. У тебя действительно есть право расходовать его, как сочтешь нужным, но тебе требуется официальная виза, прежде чем перевести их в «Ромен трэвел»… А это вообще нормальные звуки?
Эстер теперь натужно кряхтит при каждом вдохе, хотя по-прежнему не просыпается.
– Наверное, ее нужно покормить, – говорю я. – А для этого мне типа как нужно уединиться. Она спит уже весь день, так что наверняка проголодалась. Может, просто оставишь мне все эти бумаги?
– Адам вроде хочет как можно быстрее со всем разделаться, – произносит Колтон. – А я-то думал, младенцы никогда не спят… Мелковатая она какая-то, тебе не кажется?
Кряхтение превращается в стон, словно Эстер пытается сказать мне что-то. Что-нибудь ласковое или что ей плохо?
– Сколько времени? – спрашиваю я.
– Три. Нет, почти четыре.
Она проспала девять часов! И я на самом-то деле не убеждена, что она должна издавать подобные звуки. Поворачиваюсь спиной к Колтону и сосредотачиваюсь на личике своего ребенка. Цвет его вроде как изменился за последнюю минуту, даже за последние несколько секунд. Она почти серая.
– Просыпайся, малышка, – шепчу я. Слегка встряхиваю ее, целую в крошечный лобик, но она не просыпается.
– Что-то случилось! – говорю я. – Я не могу ее разбудить!
Словно ветер врывается мне в уши. Палата темнеет. Срываю с малышки обертки, задираю рубашечку, чтобы обнажить ее крошечную грудь. Грудная клетка у нее вдавлена, словно ей не хватает воздуха. Каждый вдох сопровождается этим странным звуком.
Это не выражение удовольствия. Это ее последние отчаянные попытки глотнуть воздуха.
– Жми на кнопку! – кричу я. – Зови врача!
* * *
Палата наполняется людьми. Колтон удерживает меня. Я хочу к своему ребенку, но на пути слишком много народу.
– Что с ней случилось? Пустите меня к ней!
– Нет, Саммер, не лезь туда, – говорит мой дядя. – Пусть ею врачи займутся.
Ухватываю взглядом лежащую на столе Эстер. Голенькую, в крошечный ротик уже что-то засунуто, кругом какие-то медицинские приспособления. Не понимаю и половины того, что говорят, улавливаю лишь отдельные слова. «Экстренно». «Истощение». «Недоношенность»…
