Однажды ты обещал мне, что всегда будешь любить меня. Помнишь? В тот день в парке, когда ревели сирены и мы были одни в нашем тайном туннеле. Ты обещал мне, и я знаю, что ты – человек слова.
Я все еще мечтаю о нашем доме у моря. Обещай мне тоже мечтать о нем. И о том, что, когда война закончится, мы вместе построим его. Возвращайся ко мне, любимый. Я всегда буду любить тебя. Для меня всегда будешь только ты один.
Навеки твоя
Ева».
В ответ – единственный – она получила письмо от Прешес, которая сообщила ей, что Грэм продолжает восстанавливаться и ожидает в ближайшее время отправки домой. Храня в душе эту надежду, она помчалась навестить Софию, которая все еще соблюдала постельный режим, но всегда с радостью встречала посетителей.
Обложенная дюжинами подушек София, в ночной кофточке, подбитой песцом, приподнялась в своей необъятной кровати. Она выглядела худенькой и осунувшейся, совершенно не напоминая счастливую будущую мать. Руки, словно клешни схватившие Евину руку, оказались холодными и липкими. Ева поцеловала нарумяненные щеки, стараясь сохранять жизнерадостный вид.
– Прекрасно выглядишь, – сказала Ева, садясь на край кровати.
– Врушка, – проговорила София с мягкой улыбкой. – Но я куплюсь. Ты и Дэвид – вот и все, что нужно для моего самолюбия.
– Все… в порядке? – спросила Ева, как всегда не зная, как обращаться к Софии, говоря о ее беременности. Каждая новая беременность дарила Софии все бо́льшую надежду, но с каждой потерей ее горе становилось глубже и дольше.
София махнула рукой, словно отказывалась от десерта.
– Мой врач все так же оптимистичен, как и Дэвид, – отважно улыбнулась она.
– А ты?
Улыбка увяла.
– Я стараюсь не думать об этом. Мне опять кажется, что я больше не выдержу. А мы ведь так хотим нескольких детей.
Ева улыбнулась.
– И у вас они будут. Кажется, целеустремленность у Сейнт-Джонов в крови.
Она подождала, пока горничная поставит чай на столик-поднос. Софии не терпелось продолжить беседу – она отпустила горничную и попросила Еву наполнить чашки.
– Разве не чудесно, что Грэм скоро возвращается домой? Разве мы могли надеяться на такое чудо?
Улыбка Софии дрогнула.
– Ты разве не слышала?
– Что слышала?
Ева сохраняла спокойный вид, не зная, что может услышать.
– Ох, – начала София, замолчав, пока непривычно долго готовила себе чай и размешивала сахар. Избегая взгляда Евы, она сделала глоток и произнесла: – Грэм вернулся вчера, на военно-транспортном самолете. И Дэвид чудесным образом нашел ему квартиру на Тафтон-Стрит возле Уайтхолла, где он будет работать в Министерстве обороны вместе с Дэвидом.
– Грэм здесь? В Лондоне?
Ева обрадовалась тому, что в висках у нее стучала кровь, мешавшая расслышать тихий голосок, говоривший, что Грэм в Лондоне уже два дня и не сообщил ей об этом.
– Да, я думала, Прешес тебе сказала.
Ева покачала головой.
– Нет. А где Прешес? Она не вернулась.
София нахмурилась.
– Уверена, что она тебе писала. Утренняя почта еще не пришла?
Ева покачала головой со странным чувством облегчения.
– Нет.
– Прешес уехала за несколько дней до Грэма. Она вызвалась волонтером сопровождать ослепленного пилота к его дому возле Бристоля. Совершенно не по пути, но она решила, что лучше заменить санитарку Красного Креста, более профессиональную с точки зрения медицины, раз уж все, что раненому нужно, – это побыть его глазами несколько дней. Она должна вернуться со дня на день.
В горле Евы полыхал огонь, словно она проглотила расплавленный свинец. Но она продолжала улыбаться.
– Как рассудительно – это на нее похоже.
– Похоже, правда? – София нахмурила брови. – Мне очень жаль слышать, что Грэм не дал о себе знать. Если бы я была на ногах, я бы устроила прием по случаю его приезда и пригласила бы тебя, но…
– Нет, конечно. Я все понимаю. Тебе нужно отдыхать и думать только о себе и ребенке.
София улыбнулась, успокоенная.
– Уверена, он передумает. – Аккуратно поставив чашку на блюдце, она проговорила: – Милая Ева, не знаю, что произошло, но я точно знаю, что Грэм все еще любит тебя. Я это знаю, потому что он не говорит о тебе. – Ее губы слегка приподнялись. – Эсма Монкрифф – одна из девушек, с которой нас представляли ко двору, – всегда говорила, что так она определяет, что мужчина действительно влюблен. А ты все еще любишь его?
Ева молча кивнула, боясь, что не сдержит слез, если заговорит.
– Тогда все наладится. Помяни мое слово. Любовь всегда находит дорогу.
Она поморщилась и приложила руку к животу.
– Ты в порядке? – Ева встала на пол. – Кого-нибудь позвать?
София покачала головой.
– Нет-нет. Я в порядке. Наверное, переела, но Кук, как могла, соблазняла меня моими любимыми вкусностями. – Она улыбнулась Еве. – Если бы ты могла позвонить горничной, чтобы она убрала поднос, то я бы немного отдохнула. По-моему, это все, что мне нужно.
Ева, с беспокойством глядя на нее, позвонила в серебряный колокольчик на прикроватном столике Софии.
– Ты уверена, что все хорошо?
– Уверена. Ты такая душка, Ева!
Выдержав небольшую паузу, София продолжила.
– Хочешь, чтобы я передала Грэму, что ты о нем спрашивала?
Ева почти сказала «да». Но у нее все еще оставалась гордость, хорошо это или плохо. Казалось, это единственное, что у нее осталось.
– Нет. Он читал мои письма и знает, где я живу. Если захочет увидеть меня, он знает, где меня найти. – Она наклонилась и поцеловала Софию в щеку. – Но все равно спасибо. Ты очень добра. А теперь я хочу, чтобы ты отдохнула и не думала ни о чем, кроме ребенка, хорошо?
Ева прошла мимо горничной, остановившись лишь для того, чтобы увидеть, как София закрывает глаза.
* * *
Письмо, подробно объясняющее решение поехать через Бристоль, пришло с почтой на следующее утро, следом за которым появилась и сама Прешес. Грэм в письме не упоминался.
Когда Ева вернулась в квартиру после целого дня подгонок и примерок в Доме Луштак, Прешес распаковывала вещи в своей комнате. Ева просунула голову в открытую дверь.
– Ты вернулась.
Она чувствовала себя глупо, констатируя очевидное.
Прешес, повесив платье в шкаф, разогнулась.
– Да. Вернулась.
Она улыбнулась и обняла Еву – это было настолько по-американски и незнакомо, что Ева рассмеялась.
