– Раньше я был красавчиком, – сказал он. – Еще красивее.
Дейзи чуть выпрямилась, скользнув взглядом по внушительному телу Риддла.
– Ты был красавчиком?
– Был. Меня так и звали – Красавчик Чарли.
– Честно?
– Девчонки улыбались, когда я проходил по улице, – сказал он, – смеялись, когда приподнимал шляпу. А в старшей школе даже передавали мне записки.
– Не сомневаюсь.
– А одна девица, – сказал он, и улыбка сошла с его лица, он сильнее сжал бутылку виски. Сделал глоток. Долгий глоток. – На одну девицу я сильно запал.
– Скажи, как ее звали.
– Скажи, как тебя.
Она взяла у него виски, отпила и покачала головой. Затем передала бутылку обратно.
– Я Дейзи.
– А настоящее имя?
– Настоящих имен не бывает. Это просто слова, которые нам говорят, когда мы рождаемся. Имена ни черта не значат, малыш.
– Ладно. Ее звали Кора.
– Она передавала тебе записки?
– Я один раз пригласил ее на танцы. Намазал волосы, купил цветы. Рудбекии. Купил у дороги. Она мне отказала. Посмотрела на меня, будто на какого-то Франкенштейна.
– Ты имеешь в виду чудовище, – сказала девочка. – Франкенштейн – это человек…
– Ей нравился другой парень, он был старше, – продолжил Риддл. Он понизил голос и больше не смотрел на девушку. – Они в итоге поженились, после того как он вернулся с войны. Она умерла от рака. – Он сделал еще глоток. И еще. Теперь он смотрел в никуда. – Их ребенок, девочка, она росла вся в мать. Я старался быть с ней милым. Но ей это не особо было нужно. Она была моложе, чем ты сейчас.
– А я довольно молода, – заметила Дейзи, нажимая пяткой Риддлу между ног.
– Она ткнула сюда большим пальцем… – Риддл поднял правую руку и нажал себе на повязку. Девушка вытаращила на него глаза. – И вдавила мне глаз прямо в затылок, и половина моего мира просто исчезла, будто лампочка разбилась.
Дейзи натянула покрывало на грудь, спрятала под него ногу.
– У девушки, наверное, были свои причины, – сказала она. – У нас всегда есть причины.
Риддл выпил еще, и бутылка опустела. Тогда он судорожно втянул воздух.
– Малыш, ты себя убьешь, если будешь так пить. – Дейзи перегнулась через край кровати, чтобы взять пачку сигарет. – Тебе надо сесть на какую-нибудь диету, где едят только дыни и крекеры, – сказала она, вися над матрацем и вынимая сигарету. – Ну знаешь, которые…
Риддл разбил пустую бутылку о затылок Дейзи.
Она обмякла.
Плавучий дом мягко качнулся на воде.
Риддл встал и вышел из спальни в туалет, пошатываясь в дверном проеме и опираясь рукой на раковину. Поднял крышку унитаза, расстегнул молнию и помочился. Посмотрел вниз и не смог увидеть свой член. Глянул на заплесневелый потолок, где некоторое время назад отошла панель, за которой он прятал несколько тысяч наличными – все, что он украл, вымогал или просто присвоил из доли Джона Эйвери и Воскресного дома. Ни у кого здесь не было столько воли, чтобы пойти против него. На что он потратит эти деньги, когда все закончится и он заберет завтра последнюю часть? На стеклянный глаз? На женщин? «На дом, чтоб там осесть», – подумал он.
В спальне девушка, едва сохраняя сознание, уперлась руками в пол и слабо пыталась сползти с кровати, пока кровь хлестала из широкой рваной раны чуть ниже макушки.
Риддл посмотрел на отбитое горлышко бутылки, валявшееся на полу там, где он уронил. Поднял его и встал над девушкой.
– Ага, – проговорил он. – Меня называли красавчиком.
Баня
Малёк сидел на коленях и греб на своей барке по воде широкими перепончатыми ладонями. Он двигался вперед-назад вдоль своих переметов
[17], каждый из которых был отмечен пластиковой флягой, качающейся на реке. В оранжевом холодильнике лежали шесть окуней, четыре леща и скользкий сомик. Сменив переметы, он вернулся на берег и лег на подстилку из сосновых иголок, чтобы обсохнуть на теплом солнце. В паутине узоров, что составляли деревья на фоне неба, он видел разные фигуры и лица.
Около полудня он услышал тихий шум мотора со стороны байу.
«Сестра», – подумал он, вытащил лодку полностью на берег и побежал, с холодильником в руках, поднялся в чащу, которая тянулась к вершине холма. Один раз оступился и выронил рыбу на землю. Пристыженный собственной неуклюжестью, отряхнул рыбу и, бросив обратно в ящик, побежал дальше. Поставив холодильник на задний порог Искриной лачуги, он обошел переднее крыльцо, где нашел Бабу, ожидавшую его на веранде, глядя на долгий склон двора, где Сестра уже появилась среди берез с луком и колчаном. В правой руке она несла зеленый рюкзак. Левая же держала длинный висячий рукав…
Девочки.
Мальчик юркнул к краю холма и скрылся среди кудзу.
– У нас компания, – проговорила Баба, разглаживая передник. В ее голосе слышалась нотка настороженности и даже страха.
Из укрытия:
«Что такое компания?»
Баба не ответила.
Сестра с девочкой стали подниматься по холму, и Малёк шмыгнул под приподнятое крыльцо к кудахчущим курам и залег в тени животом на прохладную грязь. Баба не ругалась, только глядела на него с непроницаемым выражением лица, и когда он скрылся, лишь слегка пожала плечами и повернулась к склону, прикрыв глаза ладонью от солнца.
Вскоре девочкина голова показалась из-за склона. Сестра тянула девочку вверх, когда та остановилась, цепляясь за Сестру через рукав, который был ей слишком длинным. Девочка медленно открыла и закрыла глаза, будто солнце светило слишком ярко. Под сорочкой на ней была грязная пижама. Малёк прополз на животе чуть вперед, чтобы получше присмотреться. Баба с Сестрой тихо перекидывались словами. Сестра сняла с себя лук и колчан, поставила их на ступеньки крыльца и обошла лачугу вместе с Бабой и девочкой. Мальчик выполз из тени. Из-за угла лачуги он видел, как они втроем направились к вершине холма, мимо огорода и потрепанного пугала, мимо уборной и колонки и вошли в баню, закрыв за собой дверь.
Старая кедровая баня стояла на ложе из камня, дерева и грязи. Ее черная труба, изгибаясь, тянулась к небу.
Мальку баня не нравилась. Ночью, когда спал у себя в сарае, что стоял чуть выше по склону, он иногда слышал шепот, доносящийся из ее стен. Грозные слова на Бабином языке.
Но сейчас солнце было высоко и подобное казалось глупостью, поэтому он тихонько подкрался к двери и всмотрелся в узкую щель. Он не видел во мраке ни Бабы, ни Сестры, зато видел девочку – она сидела на решетчатой сосновой скамейке. Сидела, сведя колени, и пальцы ее ног касались круглых речных камней, вделанных в твердую землю под скамьей. Руки она сложила на коленях, волосы были короткие и колючие.
