Праздничное настроение усилилось, когда приехала Ми.
– Веселого, счастливого всего! – Сиси крепко обняла девушку, затем забрала у нее сумки.
– Сиси, дом выглядит потрясающе. Прямо как ты.
– Я очень рада тебя видеть. Давай свое пальто, сумки. Я налью тебе выпить.
– В два часа дня?
– Это же Рождество! Мы сделаем «Мимозу». Отнесешь одну Симоне и заманишь ее сюда. Думаю, она прячется в студии, чтобы я не доставала ее вопросами о том, что она сегодня наденет. Как твоя семья?
– Все хорошо. – Ми сняла кепку, открыв короткое прямое «каре». – Нари помолвлена… ну, завтра вечером будет помолвлена. Все уже знают, кроме самой Нари. Джеймс по-старомодному просил ее руки у моего отца. Он сделает ей предложение в рождественский вечер.
Мальчик из Бостона оказался стойким, подумала Сиси, замерев с бутылкой шампанского в руке.
– Она его любит?
– Она его любит.
– Ну, тогда выпьем за ее счастье. – Сиси выпустила пробку с веселым хлопком. – А ты как? Присмотрела себе кого-нибудь?
– Так, присматривала, но… – Она пожала плечами. – Никто не покорил мое сердце и разум.
– Понимаю. Секс – это просто. А любовь сложна. Вот возьми бокал и отнеси его Симоне, посплетничайте немного, а потом заставь ее спуститься сюда. Мы втроем еще немного выпьем, поболтаем, затем будем прихорашиваться.
Ми взбежала по двум лестничным пролетам наверх, держа по бокалу в каждой руке.
Войдя в студию, под музыку, которая заглушила ее подъем по лестнице, она увидела, что подруга красит скульптуру чем-то красным.
Обнаженная женщина изогнулась назад, образовав почти окружность от ступней до макушки. В руках она держала лук с зазубренной стрелой, направленной прямо вверх.
«Сила и грация», – подумала Ми. И красота. Волосы – темно-каштановые с ярко-красными бликами – Симона заплела в короткую косу. Ее джинсы, рваные на коленях, были забрызганы глиной и краской, как и толстовка с обрезанными ножницами рукавами. Симона была босиком, поэтому Ми отметила ее темно-синий педикюр.
Ми ощутила прилив любви, ощущение полного согласия с миром – и легкий укол зависти к непринужденному художественному стилю подруги.
Симона отступила назад, склонив голову набок, чтобы оценить свою работу, и увидела Ми. Она взвизгнула (Сиси услышала это двумя этажами ниже и улыбнулась) и отбросила кисть, разметавшую красные брызги.
– Ты приехала!
– Я с «Мимозой».
– Ты лучше дюжины «Мимоз»! Не могу тебя обнять. Я вся в краске.
– Ой, да ну и что! – Ми поставила бокалы, схватила Симону в объятия и затанцевала с ней по комнате. – Я ужасно соскучилась по тебе.
– А я еще больше! Вот теперь это Рождество!
– Так давай за Рождество и выпьем. Или я могу выпить, пока ты заканчиваешь свою работу.
– Она закончена.
– Как назовешь?
– «Лучница». Модель – продавщица, которую я видела в Седоне. В ней была такая… смелая безмятежность.
– Удалось передать.
– Ты думаешь? Хорошо. – Симона взяла бокал.
– Какая красивая комната, – сказала Ми. – Похожа на тебя. И так отличается от моей лаборатории, похожей на меня. Но нам это не мешает. – Она сжала руку Симоны, потом прошлась по комнате. – Эти работы вдохновлены твоей поездкой на запад?
– Большинство из них. Я отправила пару штук своему агенту, чтобы она посмотрела, в каком направлении я двигаюсь…
– Она выглядит знакомой… – пораженно начала Ми. – Тиффани? Я не вспоминала о ней много лет.
– Да.
Заинтригованная, Ми подошла ближе и присмотрелась.
– На другой стороне тоже лицо?
– Можешь взять в руки. Она завершена.
Ми подняла статуэтку, осторожно повернула.
– О. Понятно.
– Одно лицо – прежнее, второе – нынешнее. Мне следовало ее убрать. Не хочу, чтобы ее видели раньше времени.
– А почему? Почему Тиффани?
– Столкнулась с ней несколько недель назад. – Симона пожала плечами. – Так странно. Теперь все наоборот. Когда-то я была совершенно уверена, что эта девушка… – Она провела пальцем по гладкому лбу и гладкой щеке. – … что эта девушка разрушила мою жизнь. Она украла парня, в которого я была так влюблена, что мечтала выйти за него замуж. Я винила ее за мои страдания. Боже, Ми. Шестнадцать лет.
– Шестнадцать лет. – Ми обняла подругу за талию. – Тиффани все равно была подлой, коварной шлюхой.
– Верно.
– «Все наоборот»? Значит, теперь она считает, что это ты разрушила ее жизнь? Винит тебя? Каким образом?
– Я осталась невредимой. – Симона провела пальцами по второму лицу. – А она нет.
– В этом виноват Джей-Джей Хобарт. Что она тебе сказала, Сим?
– Ты видишь это лицо? Не только шрамы.
– Ты имеешь в виду гнев и злобу? Конечно, вижу. У тебя талант показать, что у человека внутри. – Ми сделала глоток «Мимозы». – Выходит, она так и осталась подлой, коварной шлюхой?
Рассмеявшись, Симона почувствовала, как на душе становится легче.
– Да. Осталась.
– Беда не обязательно изменяет людей. Чаще она выносит на поверхность то, кто мы есть или кем были всегда. – Ми поставила скульптуру на полку, нарочно отвернув озлобленное лицо к стене, и подняла бокал, салютуя Симоне. – Возможно, Тиффани не так красива, как могла бы быть – снаружи. Но она жива, а многие – нет. И, вероятно, жива она только благодаря тебе. Как и я. Не качай головой и не спорь с доктором Юнгом. Как насчет потери крови? Еще десять-пятнадцать минут, и я бы не выкарабкалась.
– Давай не будем об этом говорить.
– Нет, давай минутку поговорим, потому что мне есть что сказать. То, что ты сделала с Тиффани… не помню ее фамилии.
– Брайс.
– Вот, ты помнишь, а я нет. Это тоже что-то значит. То, что ты сделала своим искусством… Тебе это было нужно.
– Думаешь?
– Уверена. Дело не только в том, кто она, но и в том, кто ты. Мы выжили и стали теми, кем являемся сейчас. Твои чувства, которые создали ее из глины, всегда были внутри тебя. Шестнадцатилетняя девушка, думавшая, что ее мир рухнул из-за какого-то похотливого придурка, который не стоил ее мизинца… Да, может, я попаду в ад за то, что плохо отзываюсь о мертвых, но он и правда был похотливым придурком… Та девушка могла погрязнуть в страданиях и злобе и отвергнуть свой дар. – Ми снова повернулась к скульптуре. – Я вижу здесь человека, который отвергает свой дар жизни в обмен на обвинения и злобу. Мы потеряли подругу, Сим, и мы все еще испытываем боль. Всегда будем испытывать. Но ты вернула нашу подругу к жизни, ты запечатлела ее жизнь, даже ту жизнь, которую она могла бы прожить, в этой удивительной скульптуре, которая стоит внизу, и в других тоже.
