Удивительно что тумана столь много, ведь солнце уже должно было разогнать его к этому времени, тут же не лощина. Не знаю сколько я так брела, судя по чувствам, пару часов, но как говорит папá «чувства обманчивы» и может так оказаться, что не прошло и получаса как меня поглотило это белое и невесомое, как батист, покрывало тумана.
Стало очень прохладно, сердце от чего-то бешено застучало, в ушах нарастал гул. Почему я так занервничала? Обняла голову Ветра, чтобы почувствовать его тепло и успокоиться.
– Всё хорошо, мой мальчик. Скоро мы выберемся, – пыталась успокоить сама-себя.
Я уж подумала, что стоит покричать и попытаться привлечь внимание, может из деревни кто-нибудь услышит меня… но от небольшого дуновения, впереди открылась прогалина и наконец, показалась искомая деревня.
После странного путешествия по перелеску, деревня казалась мне изменившейся. Я бывала тут не раз, но снедало чувство какого-то несоответствия.
И как не странно, но никого из знакомых крестьян я так и не встретила, а на вопросы о роженице мне даже не ответили. Вообще местные смурно косились на меня, пока я проходила мимо. Ну да, вид мой, очевидно, был совершенно не аристократический. Весь сор подлеска в полном составе на одежде… хотя, не понимаю, почему так неприязненно обращаются. Не приняли же они меня за лесную мавку, выходящую из тумана. Идущий в поводу мерин решительно не вписывался в суеверие с нечистью.
Решила тут не задерживаться и отправится сразу в имение. Попробую пробраться незаметно, или же попрошу Глашу принести воды в денник к Ветру, и там приведу себя в порядок.
Пришлось немного объехать, чтобы мое возвращение не было заметно из центральных окон имения. Тропинка вывела меня на пригорок, с которого уже было видно поместье.
Тут мне пришлось остановиться. Я бы и поспешила дальше, но открывшийся вид никак к этому не располагал. Хотя представшая пастораль и не должна была вызывать такого, но меня пробил холодный пот. Нет, с усадьбой всё было в порядке, вернее даже отлично. Но… выглядела оно совершенно по-другому. Множество хозяйственных построек, люди, животные… даже старая, давно разрушенная конюшня красовалась свежей соломой на крыше. Это было наше поместье и в то же время не оно. Ни запустения, ни потрескавшейся краски и отколовшихся кусков побелки. Такого изменения просто не могло произойти за несколько часов моего отсутствия. Поэтому я и продолжала оставаться на месте, пытаясь понять, что же всё-таки случилось.
Несколько раз открывала и закрывала глаза, призывая привычный вид, который обычно встречал меня на этом месте. Ничего не помогало. Даже вспомнила советы папá, закрыла глаза, пару раз глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться и сосчитала до двадцати. Ничего! Видимая картина нисколечко не изменилась. Я старалась успокоиться, истерика нечем не могла бы мне сейчас помочь. Кажется, какое-то время даже не дышала, опять закрыв глаза, так как почувствовала запахи трав, принесённые сейчас небольшим порывом ветра.
Ситуацию разрядил приближавшийся ко мне по тропинке мальчик, скорее всего шедший из поместья. Худенький, чумазый, но удивительно опрятно одетый, он остановился рядом со мной и стал с интересом рассматривать мой цилиндр. Наверное, никогда не видел таких шляпок. Думаю, у него можно было хоть что-то узнать. Я постаралась улыбнуться как можно естественно и спросила:
– Добрый день. Не подскажешь ли мне, чья это усадьба внизу?
– День добрый, барышня, – поклонился малец. – Ну как же, то ж Катерины Петровны Гурской, – с важностью ответил он.
Не получив от меня никаких новых вопросов, паренек продолжил свой путь, иногда оглядываясь на меня с возрастающим интересом. Что ж, я могу его понять. Видимо моё лицо представляло собой презабавнейшее зрелище. Я позорно забыла все уроки этикета, говорящие о том, что девушка должна хранить на челе выражение покоя и скрывать любые свои эмоции.
Да и кто бы мог упрекнуть меня, если бы осознал то, что и я сейчас… Екатериной Петровной Гурской звали мою прабабушку. Она умерла лет пятьдесят назад, еще до рождения мамá. По рассказам бабушки arrière grand-mère
[10] была очень умна и властна, обладала непререкаемым авторитетом и умело этим пользовалась.
Бабушка вообще очень много рассказывала мне о нашей семье, а наше генеалогическое древо висело на видном месте в парадной зале, служа всеобщей непередаваемой гордости.
Похоже меня в имении заметили и нужно было либо уезжать, либо… и этот момент меня особо напрягал. Если уезжать, то куда? У меня нет ни денег, ни одежды. Никого из ближайших соседей, как получается, я не знаю. Совершеннейше неизвестная личность без каких-либо документов. За помощью, кроме усадьбы, обратиться, по сути и не куда. Да и в имении, хоть и родня… Ну не говорить же в самом деле, что я родственница, но просто ещё не родилась. Куда я могу в таком случае податься? Можно, конечно, попытаться устроиться в больницу, в городе, но как это сделать без документов? Заявлять как-либо о своём прибытии из будущего я вообще не собиралась. Думаю, заведения подобные «богадельне» папá есть даже сейчас. Становиться еще одной Ивановой мне как-то не хотелось. И вообще… когда это «сейчас» происходит?
Если же ехать в поместье… ни для кого не будет секретом наше родство, так как это было заметно даже на старых портретах. Я не могу объявиться неизвестной родственницей или неучтённым ребёнком, тем более роль бастарда мне претила. Кем же я могла быть? Хорошо, что я любила изучать ветви нашего разросшегося рода. Этот вопрос можно было бы решить, если бы я хотя бы понимала какой сейчас год, чтобы примерно представить подходящих для моего возраста девиц. Но спрашивать подобное было пока не у кого.
Я стала потихоньку спускаться со склона, придерживая Ветра от быстрого шага. Медленно… мне нужен хоть кто-то… как жаль, что я не успела задать этот вопрос мальчику. Это было бы крайне полезно мне сейчас.
Как я и думала, из имения меня заметили и послали кого-то из дворни. Надеюсь, вопрос о сегодняшней дате не будет вызывать слишком сильных подозрений… во всяком случае не у Екатерины Петровны же это спрашивать. Я должна придумать себе имя до того, как мы встретимся с моей прабабушкой. А уж наше родство не будет для неё никаким секретом, стоит ей только на меня взглянуть. Поэтому придется смущать приближающегося, явно по мою душу, мужичка странными вопросами. Даже если хозяйке передадут, можно будет сослаться на то, что меня не так поняли…
– День добрый, барышня, вы часом-с не заблудились? – вышедший мне на встречу дворовой, чем-то напоминал Степана, вероятно, он был его отцом, а может и дедом.
– Нет, любезный. Я ищу усадьбу Екатерины Петровны. Как я поняла, это и есть она?
– Так точно-с.
– Дома ли барыня?
– За вами и послала-с. Неладно, что барышня-с и одна, – мужчина с интересом меня рассматривал, видимо приходя к каким-то своим выводам.
– Хорошо, показывай дорогу.
