Войдя в Сирию, Тамерлан в первом же бою смел сирийско-египетские полки. Дамаск хотел сдаться без боя, позволив войску эмира беспрепятственно войти в город. Но в этот момент вдруг сам мамлюкский султан явился во главе отменно оснащенного войска, и тогда город решил отбиваться. Говорят, в решении важных вопросов — первая мысль от Бога. То, что Дамаск изменил свое решение, дорого обошлось его жителям и защитникам.
Тамерлану быстро становились известны все уловки и планы, которые противник собирался применить против него. Например, он узнал, что его хотят убить — обезглавить войско. Эмир хотел выманить султана, чтобы сразиться с ним на открытой местности, не входя в город. Но тот это предложение отверг. Более того, он осыпал почестями перебежчика от Тимура, открыто устроив в его честь фейерверк. Тимур решил сняться с лагеря для перегруппировки своего войска. Может, это была маленькая хитрость, которая и сработала, но мамлюкам показалось, что пришло время напасть на войска Тимура.
Военная хитрость сработала. Тамерлан действовал с привычной для него быстротой, что стало для сирийско-египетской армии подлинной трагедией. На поле брани осталось лежать множество убитых. Брошенный Дамаск направил к Тимуру делегацию, состоявшую из цвета интеллектуальной элиты, с предложением капитуляции. Город был обложен данью. Не сдавалась лишь одна крепость, на взятие которой потребовалось более сорока дней. За это время Тимур успел заболеть, снова испугав своих приближенных, но каким-то невероятным образом ему удалось встать на ноги. Но на этот раз он находился в мрачном расположении духа. Свое настроение эмир решил выместить на жителях Дамаска. Город был отдан на разграбление, а потом сожжен. Вероятно, Тимуру было непросто сдерживать войско, разъяренное столь долгим и упорным штурмом надоевшей своим упорством крепости. После разграбления еще одного сирийского города, Хамы, великий эмир покинул страну и больше не думал о ней. Естественно, после его ухода мамлюки тут же снова утвердились на этих землях. Сирийский поход продолжался почти шесть месяцев, и хочется понять, почему Баязид так и не воспользовался этим временем, чтобы напасть на великого эмира с тыла?
Покончив с Сирией, тимур лично направился к столице Ирака. Врата не отворились. Это государство Тимур уже привык считать своим, ведь он его уже однажды завоевал. Но Ирак к тому времени возвратил свою независимость и вел себя враждебно. Эмиром такое поведение было расценено, как предательство, а оно подлежало наказанию. Состоялся штурм, несмотря на изнуряющую жару, к которой воины Тимура не привыкли. Теперь город был разрушен и разграблен, чего ему удалось миновать пять лет назад.
Тамерлан оставил практически уничтоженный Багдад, сохранились лишь некоторые религиозные памятники. Эмир не оставил даже наместника — нечем и некем было руководить. А сам Тимур отправился в Нахичевань — здесь в прохладе он и его войско собирались немного отдохнуть.
Но отдохнуть не удалось. На этот раз вызов великому эмиру бросил Баязид. Тимур серьезно подготовился к битве. Она стала одной из самых грандиозных из всех известных истории. Рубились отчаянно!
Зная о том, что у Тимура войск в 2 раза больше (считается, что армия великого эмира к этому моменту насчитывала около 140 тысяч человек, к тому же в основном состояла из тяжелой конницы, которой были приданы отряды пехоты и особые части, специализировавшиеся на боевых операциях в горных условиях), Баязид, опасаясь открытого сражения, расположил свои войска в горно-лесистой местности севернее города Ангоры (современная Анкара). Но как всегда, великий эмир сумел заставить врага принять бой.
В какой-то момент стало очевидно, что Баязида ждет поражение. Он сражался до наступления ночи. Когда кончились последние силы и надежды, и он, наконец, решил бежать, обнаружилось, что средств для этого у него нет. Осталось всего триста верных ему людей, которые демонстрировали чудеса верности своему полководцу. С саблей в руках и воодушевляемый поразительным мужеством воинов, Баязид сумел пробиться сквозь вражеские ряды и во весь опор погнал коня прочь с поля битвы. Однако его настигли и привели к Тамерлану.
Некоторые источники описывают унижения, которым подверг своего пленника Тимур. Однако более правдоподобной и соответствующей его натуре кажется версия об учтивом приеме захваченного в плен врага. Пленника поместили в палатку, охраняемую эмирами.
Тимур полюбил Баязида за то же, за что любил и Тохтамыша: за талант, уступивший только его непобедимости. Возможно, щедрый и уважительный к настоящим противникам, эмир мог восстановить Баязида в его правах, но этому не суждено было сбыться. Утративший все, Баязид умер в Акшехире в марте 1403 года. Тогда Тамерлан продемонстрировал настоящее величие души: он велел доставить тело несчастного в азиатскую столицу его царства, в Брусу, и похоронить как османского султана.
После победы в Ангорской битве вся Малая Азия была захвачена войсками Тимура. В этом походе великий полководец проявил свойственную ему хитрость, дальновидность и доказал в очередной раз свою непобедимость. Поражение Баязида практически привело к распаду Османской империи. Европа с восторгом встретила падение османов. С одержанной победой Тимура поздравили короли Англии, Франции и Кастилии. Считается также, что именно это поражение Османской империи продлило еще на 50 лет существование Византии.
Череда побед, доставшихся путем жестокости и мудрости, коварства и щедрости доказала полководческий гений великого эмира, но настали времена, наполненные не только сладостью побед. Смерть Баязида не оставила Тимура равнодушным. Она произвела на него сильное впечатление. Но для огорчения вскоре появился следующий повод. Тимур вступал в период трауров. Едва умер Баязид, как скончался Махмуд-хан. Это был второй хан-Чингизид, посаженный Тимуром на трон, и у эмира уже не было ни желания, ни мужества заменить кем-нибудь этого верного товарища по оружию. Но самое страшное ждало Тимура впереди. Через несколько дней после этих двух смертей Мухаммед-Султан, сын Джахангира, любимый внук Тимура, тот, кого он назначил наследником, умер за считанные часы. Ему было девятнадцать лет. И спасти его от внезапной болезни не смогли ни молитвы, ни лекарства.
Все эти события настолько повлияли на Тамерлана, что, пожалуй, впервые в жизни он позволил своему отчаянию взять верх над здравым рассудком. Несколько дней он стонал, кричал, плакал, рвал на себе волосы, а то вдруг впадал в молчаливую меланхолию и сидел, уставившись в одну точку невидящим взглядом. Но кризис миновал, и эмир продолжил поход. Однако его окружение отмечало, что после этого он уже никогда не был таким, каким его знали прежде. Боль, испытанная Тимуром, потрясла все его царство.
Отчаяние сменилось безразличием, а оно, в свою очередь, — жаждой разрушений. В Грузии Тимуром овладела разрушительная ярость. Он обрушил ее на церкви и монастыри. То была месть тамошнему государю за то, что тот, не ответив на его призыв, не прибыл к нему в Анатолию. Правда, военачальникам удалось успокоить эмира. В какой-то момент он даже высказал сожаление о содеянном, но есть поступки, которые навсегда остаются на скрижалях истории.
Действительно ли изменился Тимур из-за всех этих смертей, которые его потрясли и предвосхитили его собственную? Теперь он еще усерднее молился, исполнял все предписания ислама и выказывал примерную набожность. Он собрал вокруг себя знатоков ислама, ученых, дервишей и обсуждал с ними вопросы веры. Противоречить ему не смели, ему льстили, но это не спасало от его гнева тех, кто стремился ему угодить.
