27 ИЮЛЯ, СУББОТА, ХЕЛЬСИНКИ
Хейди сидит в машине, тупо глядя перед собой. В последнее время она постоянно в машине. Хейди думает о Юлии, хотя и не хотела бы. Это все Ян виноват с этими своими ухмылочками. На фоне его счастья ее жизнь кажется и вовсе лишенной любви. Раньше было проще. Хейди было легче принимать свое одиночество, потому что рядом всегда оказывался Ян, сравнивая себя с которым можно было успокоиться: этот еще более одинокий. Хейди сидит в машине, пялясь на дом Мертанена и пытаясь унять мысли. И все же в голове раз за разом всплывает образ Юлии.
Сколько страданий выпало на долю молодой Юлии: сначала она переживает смерть лучшей подруги, а потом наблюдает со стороны за тем, как короли маленькой общины, включая ее отца, затыкают неугодных. Кто бы мог поверить в то, что собственный босс Хейди — это именно тот человек, который отнял у Юлии веру в полицию?
И вот она, Хейди, тратит драгоценное рабочее время на обеспечение безопасности Мертанена. Она окидывает взглядом освещенные фонарями места по периметру дома и всматривается в темные участки. Согласно ее подсчетам, Мертанен сидит дома уже довольно долго. На верхнем этаже горит свет. Признаков движения нет. Хейди припарковала машину так, чтобы четко видеть входную дверь. Она не уверена, чего конкретно ждет: выхода Мертанена или появления убийцы. Через оговоренные заранее интервалы времени Хейди совершает полный обход дома и оглядывается по сторонам. Наблюдая за дышащей пустотой территорией богачей, Хейди понимает, почему Юлия решила исчезнуть. Она сбежала от Мертанена. Трое были уже мертвы, и Мертанен оставался единственным человеком, который осознавал, какие щекотливые подробности хранит память Юлии.
«Я бы и сама исчезла на твоем месте», — шепчет Хейди Юлии, одиноко сидя в машине и устраиваясь поудобнее, чтобы от задницы осталось хоть что-то.
27 ИЮЛЯ, СУББОТА, ХАРТОЛА
— Парни просто поплатились за свои поступки, — говорит Лео, глядя в пустоту. Сердце Сааны пропускает удар, она инстинктивно вскакивает, когда осознает: это и есть убийца, и они сейчас только вдвоем.
— Я и о Лауре спрашивал, конечно, — продолжает Лео. — Лишь Форс согласился рассказать о том, где ее могила. Безымянное место с жертвенным камнем сверху. Это здесь, на усадебных землях. Он снизошел до признания, потом просил достойно похоронить свои останки. Я спросил его тогда, мол, а как же душа, но вера — последнее, о чем думал Форс в тот момент.
Саана нервно сглатывает. Голос Лео теперь незнакомый, отстраненный. В комнате будто на несколько градусов похолодало. Саана поглядывает на дверь. От кровати до нее всего-то метров пять. Внезапно Лео ложится на спину.
— Я удивился, когда ты пришла и сказала, что начала копать то старое дело. Все это время я был на твоей стороне, — говорит Лео. — Я ждал, когда ты объявишься со своими выводами, но не ожидал, что так скоро.
Саана сглатывает еще раз. Может, ее подводит слух? Все это слишком внезапно. Милый, уютный Лео, оказывается, одержим ненавистью. Правой рукой Саана незаметно тянется к телефону, лежащему в кармане платья. Она стоит у кровати, Лео лежит слева от нее.
— Они и барона прикончили, можешь себе представить? — сообщает Лео, уставившись в пыльный потолок. — Тайком убили его и наняли людей, чтобы те обставили все так, будто барон все еще жив и здоров. Приказывали моему отцу, посылали сообщения продавцам и под конец сочинили объявление: «Я возвращаюсь в Германию. Прощай, Финляндия, для которой всегда найдется место в моем сердце». Отец даже получил от барона открытку, — зло выплевывает Лео.
Саана недоумевает: как она могла так жестоко ошибиться? Как могла посчитать виновной одну из Речных дев? Липкий страх сковывает на уровне подсознания — боже, как она наивна. Разве можно было так опрометчиво довериться Лео? Он превосходно все скрывал. Саана снимает блокировку на айфоне отпечатком пальца и прикидывает, как быстрее всего дозвониться до Яна. Его номер должен быть верхним в списке входящих звонков. Саана лихорадочно подыскивает вопросы, задав которые Лео она могла бы выиграть немного времени. Она смотрит на мужчину настолько понимающе, насколько это возможно, и одновременно цепенеет от ужаса.
ЛЕТО 1989, ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ, ХАРТОЛА
Фон Райхманн последовал за мужчинами к реке. Что за делишки они проворачивают на его земле? Он уже некоторое время подозревал нечто нехорошее.
Ступив на мост, он разглядел на противоположном берегу какие-то силуэты у самой воды. Мужчины резко замерли и осветили факелами мост, чтобы увидеть, кто идет. Барон даже не замедлил шаг, он уверенно шел к мужчинам. Осматривался. Они были одни. Праздничная музыка разливалась по поверхности воды, однако барон тут же почувствовал себя очень далеким от веселья. Слишком далеким.
Подойдя ближе, он увидел, что в воде, прямо у ног мужчин, что-то плавает. Будто огромная черная тряпка. Неподвижное тело в темной воде. Барон присмотрелся повнимательнее, и его сердце пропустило удар. Он узнал платье, которое буквально мгновение назад щекотало оборочками его руки, и внутри этого платья струилась жизнь, яркая девчоночья жизнь.
— Эй, вы! — крикнул с моста барон мужчинам на берегу, стараясь скрыть в голосе страх. Он всегда был отвратительным актером. Его театральность, артистизм, чрезмерное дружелюбие — все исходило от души. А сейчас в самое сердце праздника прокрались растущее недоверие и пульсирующий страх.
— Сауна не работает, — сообщил барон, указывая на избушку. И вдруг оцепенел. Это платье… не двигается? Неужели?.. Предчувствуя недоброе, фон Райхманн сделал большой глоток вина — в его руке был бокал — и посмотрел каждому из мужчин в глаза. Сделал еще глоток и замер в ожидании.
— Я позвонил в полицию, — сказал он. Блефовал, конечно. На всякий случай.
— Бесполезно, полиция уже здесь, — послышался голос из темноты, и фон Райхманну разом открылась вся картина происходящего. Тиски зла, что крепко держали в страхе всю общину. Смешавшись с дымом потушенных сигарет и туманом над речной водой, в воздухе кружил страх. Увидев лица мужчин, фон Райхманн осознал, что выбрал неподходящий момент.
Он обходил свои владения, решив во что бы то ни стало понять источник голосов, доносящихся из сауны. Он просто слишком не вовремя себя обнаружил. Слишком поздно — для девушки. Слишком рано — для себя самого. Это мгновение, весь этот душераздирающий momentum — и затихающий августовский вечер станет для него последним в жизни.
Он даже вообразить не мог, что все закончится вот так. Резко развернувшись, он побежал по мосту прямиком к усадьбе. Удар настиг его раньше, чем можно было ожидать. «Jedem das Seine»
[78], — пронеслось в голове. Чем же он такое заслужил? Падая, он еще успел вдохнуть аромат багульника и бросить последний взгляд на усадьбу. Он мысленно попрощался с орхидеями и утками.
27 ИЮЛЯ, СУББОТА, ХАРТОЛА
— Нужно, чтобы кто-нибудь перекопал землю под этой сауной, — говорит Лео, садясь на кровати. — Вон там, — добавляет он и указывает на окно.
