В первую очередь я спросил:
— Где мой обрез?
Он не ответил, и я, не делая скидку на возраст, влепил ему подзатыльник. Подействовало. Дед перестал охать и забалаболил, тыкая пальцем в угол.
— В комоде, в верхнем ящичке. Будьте любезны убедиться, что с ним ничего не случилось. Я протёр его и почистил внутри ёршиком. Бить больше не будете?
Я выдвинул ящик. Обрез лежал поверх постельного белья и действительно казался чище, чем был.
— Пояс где?
Дед кивнул на вешалку возле входной двери. Ага, вижу. Вооружившись и опоясавшись, я почувствовал себя более уверенным. Жабоид тем временем подсел к столу, скатал блин в рулончик и макнул в сметану. Горбунок отошёл к порогу и лёг, вытянувшись во всю длину. Устал, бедный.
— Что, дедуля, встрял? — набитым ртом прошамкал жабоид.
— Ты о чём сынок? — дед Лаюн опустил руки и, убедившись, что ведём мы себя более-менее мирно, возобновил трапезу. Горка блинов начала таять.
— Ну как же, напал на посланцев Собора Первых, подверг угрозе их жизни.
— Посланцев Собора Первых? — ухмыльнулся дед. — Окстись, милый. Нечто я тебя не знаю? Вот его, — он кивнул на меня, — впервые вижу, а ты как был прохиндей Димка Жабин из Бабьей лужи, так Димкой Жабиным прохиндеем и остался. И мамку твою, голошлёпку сопливую, помню, она морковь с моего огорода таскала.
Да, они в самом деле стоили друг друга, не удивлюсь, если окажется, что дед Лаюн тоже из леших.
Я подсел к столу, взял блин. Рядом с блинницей стояли плошки со сметаной, с маслом, с земляничным вареньем. Я долго метался глазами между ними, выбирая, во что окунуть блин, наконец, выбрал варенье.
— И что с того, что прохиндей? — Дмитрий Анатольевич скатал очередной блин. — По-твоему, прохиндеи не могут быть посланцами?
— Могут. Но только знаешь куда?
Жабоид подавился и закашлялся, а я едва сдержал смех. Молодец, дедок, понятно теперь, за что его Лаюном прозывают.
— Осторожней со словами, уважаемый, — прокашлявшись, сказал жабоид. — Если ты ещё не понял, Ядвига Златозаровна лично — лично, понимаешь? — одарила моего напарника этим обрезом. А ты пытался его украсть.
— И что?
— Ядвиге Златозаровне это не понравится.
— Ох, плевал я на твою Златозаровну с Кудыкиной горы.
Он сказал это просто, без эмоций, а значит, ему действительно было плевать на бабушку Ягу.
— Расплевался, — жабоид подвинул к себе сметану и принялся наворачивать её ложкой. — Это ты смелый такой, пока в околотке своём киснешь, а как выберешься — тут я на тебя погляжу.
— А с чего мне выбираться? Мне в том надобности нет.
Разговор не клеился. На все аргументы жабоида дед Лаюн отвечал своими аргументами. Сейчас они походили на дуэлянтов, тыкающих друг в друга шпагами. Но выпады были вялые, потому что каждый заранее знал, какой удар нанесёт соперник и как его парировать. Слишком уж умным оказался дедок. То ли дело был Верлиока, два слова — и до свиданья. Здесь слова не действовали.
Что ж, зайдём с другой стороны. Я преломил обрез, проверил, как работает эжектор. Вынул патроны, снова вставил. Сухие щелчки оружейного железа способны отрезвляюще подействовать на самых упрямых упрямцев. Дед Лаюн скосился на меня.
— Чем занимаешься, сынок?
— Да вот, дедушка, проверяю, хорошо ли гильзы выходят. Это очень важный момент в перезарядке.
— А зачем?
— Перезаряжать? Как тебе объяснить… Допустим, выстрелю я в коленную чашечку какому-нибудь злобному старикану, и надо успеть перезарядиться до того, как набегут другие злобные стариканы. Они ведь не в лото играть прибегут, верно? Их валить придётся.
Дед Лаюн угрозу мою оценил.
— Весь околоток валить собираешься?
— Это, дедушка, настолько патронов хватит.
Дед взял пульт, переключил канал, заиграла умиротворяющая мелодия детской вечерней программы. На экране замелькали пластилиновые кровати, игрушки, тёплый голос пропел добрые слова: «…книжки спят». Под такие слова ни о чём плохом думать не хочется, особенно об оружии.
— Ладно, ваша взяла. Чего хотите?
— Меч-кладенец, — хлопнул жабоид ладонью по столу.
Старик некоторое время смотрел прямо перед собой, потом вдруг откинул голову и захохотал. Выглядело это чересчур театрально, даже я, не вот какой критик, отметил неестественность его позы. Ну да я денег за билет не платил, пускай смеётся, как умеет.
— Вы хоть понимаете, на что нацелились? — оглаживая бороду, спросил дед Лаюн. — Сознаёте, какую силу принять решили?
— Сознаём, дед, сказки читали.
— Читали они. Читатели, — и вздохнул глубоко. — Ладно, будет вам меч-кладенец. Один вопрос только: как из хлева выбрались? Вроде я крепко вас примотал.
— Горбунок помог, — кивнул я на болонку.
— Какой Горбунок?
— В Миру Горбунков много?
Дед Лаюн повернул голову к порогу, на котором развалилась большая серая крыса.
— Ох, мне этот Водянкин! Себе хотел прибрать, — и посмотрел на меня сквозь прищур. — А я, старый, думал, что то всё слухи про Верлиоку. Оказывается, нет. Растёт новый витязь.
Он взял нож со стола и швырнул его мне небрежно.
— Держи свой меч.
Я растерялся: что, вот так просто? Маленький, лёгкий… Это он и есть, великий меч из русских сказок? Господи, я-то думал это нечто двуручное, булатное и длинной метра в полтора, а тут — тут и пятнадцати сантиметров не насчитаешь.
— Меч-кладенец? Это и есть меч-кладенец?
— А ты что хотел? Как в звёздных войнах? Хренушки. Здесь всё по-настоящему, без прикрас.
— Но как же, — не унимался я. — Святогор-богатырь его… им… а он… и после… улочка… переулочек… Как вот этим, — я попытался подобрать синоним к тому, что держал в руках, — как вот этим переулки в рядах врагов прорубать? Да с ним даже тупика не сделаешь.
Жабоид покрутил пальцем у виска.
— Кому ты веришь, Игнатиус? Это обычный кухонный нож. Им только колбасу резать можно.
Старик снова захохотал, и на этот раз смех его выглядел более естественным.
— Ты чего ржёшь, дед? Весело тебе? — я бросил ножик и приставил обрез к его колену. — Думаешь, не выстрелю? Я через такое прошёл! Я за три дня такого насмотрелся, что три года теперь в санаториях отдыхать надо. У мне уже вот где всё ваше. Достало! Ты, твой жабоид, Водянкин. Да будь он проклят, ваш поганый Мир!
Дед заелозил, смех как рукой сняло.
— Остынь, новик. Я не виноват, если ты не видишь того, что под носом лежит. Будет тебе меч, — он осторожно, пальчиком, отодвинул дуло обреза от своего колена. — Меч в хранилище банка, ячейка девятьсот восемнадцать. Дерзайте.
