— А кому ячейка принадлежит? — спросил жабоид.
— Моране.
Это имя мне ни о чём не говорило, вроде бы слышал его краем уха, или нечто созвучное, но где и в связи с чем, не помню. Гораздо большее впечатление на меня произвело словосочетание «хранилище банка» — и насторожило. Это намного серьёзнее малознакомых имён. Ворваться в банк, вскрыть хранилище, ячейку… Нам действительно так необходим этот меч?
Дмитрий Анатольевич встал из-за стола. Что было нужно, мы выяснили, пришла пора расставаться. За руки прощаться не стали, не к чему, я схватил Горбунка под мышку, взялся за дверную ручку.
— Эй, новик, — окликнул меня дед.
— Ну?
— А жабоид-то твой.
Я не понял, к чему он это, пожал плечами и толкнул дверь.
Глава десятая,
немного о прошлом жабоида и моём происхождении
Открыв дверь, я нос к носу столкнулся с Микулой Селяниновичем. Тот, видимо, решил-таки блинов дедовых отведать, и вот вам встреча. От неожиданности мы оба замерли, а в следующее мгновенье я осознал — инстинкт, наверное — что мне конец. В прямом смысле. Я увидел, как губы витязя искривляются, как поднимается правая рука, сжимаются в кулак пальцы. Ещё пара секунд — и я в нокауте. Господи! А доставать обрез уже поздно, да и Горбунок под мышкой мешается. К счастью, тело среагировало быстрее разума. Я присел, одновременно подныривая под летящий в голову кулак, и снизу вверх запечатал старику в подбородок. Хорошо приложился! Микула Селянинович приподнялся на носочках, крутанулся вокруг своей оси и плашмя грохнулся поперёк порога.
Жабоид вскрикнул и вытаращился, а дед Лаюн молвил:
— Убил!
Я склонился над поверженным витязем, сжал запястье — пульс был ровный, спокойный, как у спящего человека. Жив. Но скоро он проснётся, и вот тогда никакой инстинкт мне не поможет. Рядом присел на корточки жабоид, тоже пощупал пульс.
— Жив, — подтвердил он мой диагноз. — Классный удар. Уходим.
Рукопашный бой: 0 + 3 = 3.
Проницательность: 1 + 1 = 2.
Репутация: -7 — 3 = -10.
Великий Боян, я когда-нибудь из минусов выберусь? Зачем вообще нужны эти показатели?
— Анатолич, что даёт репутация? — спросил я, выскакивая вслед за жабоидом в сени.
— Репутация? Репутация… Да на кой она тебе сдалась, репутация? Уважение в обществе. С минусовой тебя ни в один приличный дом не пустят.
— У меня минус десять.
— Ну и плюнь, в Горбунке тоже жить можно.
На улице мы с шага перешли на бег и не останавливались, пока не выбрались за пределы околотка. Горбунок снова стал Москвичом, я по привычке влез на место водителя, жабоид развалился сзади. Весь сегодняшний день прошёл под знаком напряжения и страха, и теперь, оказавшись в относительной безопасности, мы облегчённо выдохнули. Горбунок дал газу, юзанул на повороте. Я посоветовал ему налепить на покрышки шипы, он послушался, и дальше мы поехали без вихляний.
Наконец-то этот непонятный и непривлекательный околоток с его водяными и отставными витязями остался за габаритными огнями. С самого начала мне здесь не понравилось. Едва я увидел Водянкина, как душа затянула бурлацкую песню, а уж встреча с Микулой Селяниновичем и вовсе заставила её рыдать. Но хорошо то, что хорошо кончается. В лобовое стекло летел снег, дорога в блеске фар отражалась серебряной волной, и я замурлыкал под нос душевно-симпатичное:
Нiч яка мiсячна, зоряна, ясная,
Видно, хоч голки збирай.
Вийди, коханая, працею зморена,
Хоч на хвилиночку в гай.
— Рідною мовою розмовляєш? — хихикнул жабоид.
— Просто нравится. Красивая песня. Имеешь что-то против?
— Упаси Боян, — повёл руками жабоид. — У меня вообще бабушка с полтавщины.
— Там тоже кикиморы водятся?
— Они везде водятся.
Я отвернулся к окну. Горбунок мчался километров под сто пятьдесят, словно боялся опоздать куда-то. В отголосках света фар мелькали силуэты деревьев и бетонных отбойников. Хотя куда нам опаздывать? К новой проблеме под банковской вывеской? И на что нам вообще этот меч сдался? Горбунок понятно — без него мы на электричках много не наездим. Но меч в эпоху индустриализации и огнестрельного оружия полнейший моветон. Мой обрез может наворотить в стократ больше, чем десяток кладенцов. Лучше уж раздобыть какой-нибудь пулемёт типа гномовского гатлинга. Вот это было бы добре.
На въезде в город Горбунок сбросил скорость и прижался к заду тентованной Газельки, делая вид, что он самый бедный и добропорядочный участник дорожного движения. Я вдруг вспомнил, что водительских прав у меня нет, и всей прочей атрибутики, которую положено иметь за рулём, тоже нет, и если нас сейчас остановят гаишники, отбрехаться будет сложно.
На обочину вышел инспектор, взмахнул жезлом. Я подумал, что лучше бы на нас напали гномы, но впередиидущая Газель обиженно замигала правым поворотником и начала парковаться. Горбунок включил левый поворот, обошёл её, и я счастливо выдохнул.
— Дмитрий Анатольевич, — повернулся я к жабоиду, — а есть какая-нибудь магия, защищающая от встреч с дорожной полицией?
— Разумеется, — провожая взглядом инспектора, произнёс тот. — Но это очень сложный процесс, минимум второй уровень.
— А проще не бывает?
— Бывает, денежно-договорные отношения называется.
— А с банком у нас какие отношения намечаются?
Жабоид зевнул.
— Грабить будем.
Грабить… Как у него всё просто. Банк банку рознь, не каждый ограбить можно. Если Сбер или нечто из той же плеяды, то лучше не соваться — порвут. А если что-то типа «Десять тыщ за пять минут и ещё чашечка кофе на сдачу», то почему бы не попробовать. Я, конечно, не банковский грабитель, однако, судя по событиям последних дней, с задачей взятия объекта средней руки вполне себе справлюсь.
— Что за банк хоть?
— Банк как банк, — пожал плечами Дмитрий Анатольевич. — На углу Грузинки и Большой Покровской.
Я воспроизвёл в голове карту города. Было бы проще сделать это на мониторе, но чего нет, того нет, поэтому пришлось ограничиться памятью. К счастью, и её вполне хватило. И мне сразу стало жарко.
— Ты охренел? Это же Центральный банк России!
— Ага.
Мне осталось только развести руками в ответ на его спокойствие.
— Ну, знаешь… Да мы только в фойе войдём, нас сразу завалят.
— Утро вечера мудренее.
— А жена мужа удалее. Мы с твоими поговорками минуя суму сразу в тюрьму, а я туда не хочу.
Жабоид зевнул.
