На входе стоял фейсконтроль. Паренёк в двубортном костюме и с глазами пиявки, в смысле, острыми и кровожадными, внимательно осмотрел нас и неодобрительно покачал прилизанной головой. Чего скрывать, после всех пережитых событий выглядели мы с Дмитрием Анатольевичем не самым презентабельным образом. Я мельком глянул в огромное зеркало и увидел двух затрапезных мужичков, которых не то что в ресторан, в автобус пускать стыдно, и паренёк имел полное право гнать нас вон. Однако не погнал, наоборот, вежливо указал направление, в котором следовало двигаться дальше.
Мы двинулись. Направо за контролем располагался просторный зал в золотисто-красных оттенках и с небольшой полукруглой эстрадой в дальнем конце. Гостей не было. За роялем сидел пожилой лабух и стучал пальцами по клавишам. Звуки выходили негромкие, протяжные, кажется, что-то из Морриконе. Прямо уходила лестница в подвал, прилизанный указывал на неё. Жабоид спустился первым, я за ним. Над головой загорелась гирлянда тусклых лампочек, в мерцающую полутьму потянулся коридор с техническими коммуникациями и бесконечным рядом дверей. Где-то я уже встречал похожее. Жабоид причмокнул, а я почувствовал опасность. Сердце ёкнуло и застучало быстро-быстро и громко. Я приложил ладонь к груди, успокаивая его. Помогло.
— Куда ты меня привёл? — шёпотом спросил я жабоида. — Мне здесь не нравится.
— Мне самому здесь не нравится, — так же шёпотом ответил жабоид.
Следом за нами спустился прилизанный. Он постучал в аляпистую дверь и, чуть приоткрыв её, спросил почтительно:
— Константин Константинович, позволите? Ваши посетители прибыли.
Внутри раздался звук лёгкого шелеста, как будто перевернули лист бумаги, и хриплый и в какой-то степени насмешливый голос произнёс:
— Заводи.
Сердце снова застучало, и я подумал, что ещё не испытывал ничего подобного, даже когда бился с Верлиокой или сидел связанным в хлеву у деда Лаюна. В те моменты я просто не успевал понять, что может произойти что-то плохое. Сейчас успел.
Дверь открылась шире, и мы вошли в комнату, я бы даже сказал, в кабинет. Вдоль по стенам протянулись массивные книжные шкафы из морёного дуба; на полу ковёр, предположительно, персидский; над головой огромная люстра с хрустальными висюльками. Окон не было, да и откуда им взяться в подвале, но у единственной не заставленной шкафами стены стоял письменный стол времён Людовика нанадцатого. Хозяин кабинета, мужчина лет… Очень сложно определить возраст — явно не мальчик, но и не старик. На лбу благородные морщины, седые волосы зачёсаны назад, впалые щёки, сам высокий, худой, осанистый, грозный. Одним словом — повелитель. Он держал в руках раскрытую книгу, древний фолиант весом в пару килограмм, и смотрел на нас сквозь прищур раскосых глаз.
Жабоид едва не бухнулся перед ним на колени и залепетал умильно-плаксиво:
— Константин Константинович, от всей души благодарю, что согласились принять меня… нас… двоих. Да благословит Великий Боян все ваши начинания и помыслы!
Я тоже поклонился, достаточно низко, чтобы не обидеть человека, у которого такой красивый кабинет в подвале. Не ошибусь, если предположу, что неподалёку находится менее красивая комната без ковров и книжек, а из мебели в ней разве что испанский сапожёк и костедробилка, и попасть в эту комнату за неподобающее поведение мне совсем не хотелось.
Константин Константинович положил книгу на полку, прошёл к столу и опустился в кресло. Некоторое время он продолжал нас разглядывать, потом ткнул в меня пальцем:
— А ты кто таков, новик?
— Игнатиус Круглов, друг вот этого, — кивнул я на жабоида.
— Игнатиус? А-а-а… — он поднёс палец к губам. — Игнатий Лойола…
— Не родственник, — сразу отрёкся я от основателя ордена иезуитов.
— Ну да, ну да, — Константин Константинович качнул головой, как бы соглашаясь с моим отречением, но подозрение по-прежнему гнездилось в его глазах. — Ладно, — он перевёл взгляд на жабоида, — чем обязан вашему визиту?
Дмитрий Анатольевич подобрался.
— Видите ли, многоуважаемый Константин Константинович, скрывать не стану, беда у нас с Василисой приключилась…
— Знаю, — небрежно отмахнулся хозяин кабинета, — всё знаю. И про Василису, и про ваши похождения, — он снова посмотрел на меня. Ох, как холодно посмотрел! — Хорошо ты с Верлиокой разделался, не такой уж ты новик получается. Убить мирянина… Не хочешь его место занять?
— Занять? — удивился я.
Я ожидал услышать угрозы, упрёки, возможно, нравоучения. За убийство обычно тюрьма полагается, в крайнем случае, что вроде вендетты, глаз за глаз, так сказать, а здесь работу предлагают.
— Видите ли, Константин Константинович… — вновь затянул свою песню жабоид.
Но хозяин резко остановил его жестом.
— Помолчи! Песочная яма — мои угодья. Управлял ими Верлиока, ныне место свободно, и занять его желающих предостаточно: сытно, ненакладно, полная свобода действий, новый статус. А то, что в глуши, так за то и плачу подобающе. Согласен?
Я не был согласен, я так ему и сказал — нет. Лицо Константина Константиновича напряглось, видимо, не привык он получать отказы, но я был настроен решительно, да и не интересовали меня карьерные вопросы, меня Василиса ждала.
Alarm! Alarm! Alarm! Alarm! Alarm! Alarm! Alarm! Alarm! Alarm! Alarm!
Дипломатия: 1–3 = -2.
Репутация: — 10 — 3 = -13.
Мудрость: 0 + 3 = 3.
Проницательность: 2 + 3 = 5.
— Не спеши отказываться, Игнатиус, — проговорил хозяин. Я не почувствовал в его голосе угрозы, для этого Константин Константинович был достаточно умным и дипломатичным, но мороз по коже у меня всё же побежал. — В Миру без покровителя не обойтись, будь ты хоть новик, хоть обыватель, хоть мирянин. В одиночку выжить нельзя. А ты человек справный, не глупый, мне такой помощник сгодится. Так что не торопись с ответом, подумай.
Я обещал подумать, и, в общем-то, мелькнула мыслишка: а может, в самом деле согласиться? Буду руководить песочными работами, поставлю нормальный домик, заведу кикимору, родятся жабоидики. В принципе, много ли мужику надо, даже в Миру? Дом, дети, дерево — всё просто, как везде. Три дня назад такая жизнь мне снилась… В ответ на моё обещание подумать Константин Константинович смягчился. Что-то похожее на улыбку скользнуло по его губам, но девелопер назад мои показатели не изменил.
— Говори, чего хотел, — милостиво позволил Константин Константинович жабоиду. — Только скорее, у меня и без твоих забот дел достаточно.
Дмитрий Анатольевич не стал тянуть.
— Константин Константинович, многоуважаемый… Нам бы в банк. В хранилище. Помогите.
Хозяин встретил просьбу спокойно. Ни один нерв по-прежнему не дрогнул, ни одна морщинка не разгладилась. Уточнять, в какой банк нам нужно и о каком хранилище идёт речь, он не стал, понял без объяснений, видимо, это считалось само собой разумеющимся.
