Жабоид меня успокоил. Он подсел ко мне за стол и сказал, что всё нормально, что пойдём вчетвером, ночью и без оружия.
— Обрез с тобой?
— Со мной.
— Заряди. И не говори о нём никому.
— Ты же сказал, без оружия?
— Бережёного Боян бережёт. Да и какое это оружие? Так, половина ружья.
И то верно. Я обещал молчать и по пустякам за обрез не хвататься.
Ближе к полуночи мы покинули ресторан. Горбунок успел заиндеветь под влиянием холода и времени, и теперь стоял под светом уличных фонарей искрящийся и обиженный. Соловей садился в него с опаской. То ли никогда раньше не ездил на артефактах, то ли боялся подвоха с моей стороны. Когда мы выходили из ресторана, жабоид успел шепнуть, что Соловей мне позора не простит и чтоб я за ним поглядывал. Если это так, если он меряет других по своему гнилому характеру… Ну и пускай меряет. А будет каверзы строить — пристрелю, опыт имеется.
К банку мы подъехали с задней стороны и остановились метров за сто в узком переулке. Вокруг, укутанные снегом по самые крыши, спали деревянные домишки вековой давности, создавая впечатление, что находимся мы не в центре современного мегаполиса, а в патриархальном городке императорской России. Соловей вышел первым, огляделся и только после этого разрешил выходить нам. Горбунок тот час обернулся крысой и юркнул мне за пазуху, не хотел больше оставаться один на морозе. Я подметил, что образ грызуна начинал ему нравиться всё больше, раньше он предпочитал становиться болонкой.
Шли мы, придерживаясь линии домов и стараясь оставаться в их тени. Выше по улице были хорошо видны массивные контуры здания банка, я бы даже сказал — мощные контуры. Никогда не думал о банке в таком духе. Каждый раз, проходя мимо него по Покровке, я любовался приземистыми очертаниями в стиле русского ампира, красочным вензелем над всходом, но никогда не представлял, что это есть нечто мощное, потому что не собирался его грабить. Теперь собирался, и потому смотрел на всё по-другому. Мне даже стало немножечко страшно, а в сознании зажёгся огонёк сомнения: а по силам ли нам, никчёмным, проникнуть в святая святых этой могучей крепости? Но сомнения мои уносились прочь, глядя, как уверенно идёт к цели Соловей. Он, конечно, бандит и хам, но профессионал и мастер своего дела, иначе Константин Константинович его бы не подрядил.
Череда домишек закончилась, и мы остановились перед засыпанным снегом газоном. С этой стороны банка я ещё не бывал, но ничего необычного не увидел: окна с решётками, фонарь над железной дверью и цветная плитка под ногами. Глухо. Как прорываться будем?
На периферии зрения мелькнула тень. Я резко обернулся. По дороге к нам шла женщина в драповом пальто и в беретке.
— Кто это?
Соловей оскалился, хотел по привычке брякнуть какую-нибудь гадость, но, столкнувшись с моим взглядом, пробурчал нечто неразборчивое и отвернулся. Ответил жабоид:
— Коклюшка, помощница Соловушкина. Ведьма, вернее, колдунья. Нам без неё не обойтись.
— А он сам колдовать не умеет?
— Он не-до-маг. Общее направление, как и я. А у неё второй уровень.
Последнюю фразу Дмитрий Анатольевич произнёс с придыханием, в котором слышалась не только зависть, но и боль за недополученное образование.
— Я думал, миряне все волшебники.
— Как же. Иной новик покруче мирянина будет. Волшебство не от статуса зависит.
Вблизи я рассмотрел Коклюшку более внимательно. Лет двадцати, одета неряшливо, волосы из-под беретки торчат как пакля, во взгляде червоточинка. Если такой дать автомат, она пойдёт и всех расстреляет. Но улыбка обворожительная: мягкая, искрящаяся — счастье, а не улыбка. Глядел бы на неё вечно. Я на мгновенье представил, как она меня расстреливает, улыбаясь… Да и хрен, с ним, пускай расстреливает, лишь бы не прекращала улыбаться.
Жабоид незаметно ущипнул меня.
— Ты чего щиплешься? — всхлипнул я.
— Возьми себя в руки, — зашептал Дмитрий Анатольевич. — На улыбку не смотри. И не забывай: она подруга Соловья.
— И что? Я жениться на ней не собираюсь.
— Дурень, она тебя зачарует, и будешь ты её рабом навечно.
Я тряхнул головой и с трудом, но отвёл глаза от Коклюшки. Желание быть расстрелянным пошло на убыль. Вот же напасть! Волшебники, мать вашу, как вы задолбали своей магией.
Соловей прохрипел:
— Принесла?
— Вот, — Коклюшка протянула ему сложенный лист бумаги. — Я немного поскиталась по их сайту. Везде камеры, сигнализация, всё напрямую выходит на пульт вневедомственной охраны. Своих охранников трое. Сидят в загончике на первом этаже, контролируют мониторы. Фигня. Как зайдём, я их заблочу.
Соловей развернул лист. Я глянул ему через плечо — поэтажная схема здания.
— А хранилище где?
— В подвале, — Коклюшка ткнула пальцем в схему. — Попасть можно по лестнице мимо охраны. Ещё один путь через грузовую шахту лифта. Но это полный айпад. Лифт заблокирован внизу. Поднять можно, фигня, но шуму наделаем много.
— А как тогда?
— Соловушка, я всё одна должна делать? Напрягись.
— Ладно, тогда по лестнице. Вы двое… — он глянул на нас с жабоидом.
Собственно, мы двое ему были не нужны. По кой бес он потащил нас за собой — не ведаю, разве что в качестве балласта. Или Константин Константинович велел. На всякий случай. Чтоб не потерялись.
— Вы двое держитесь сзади. И не отставайте.
Банк явно принадлежал не волшебникам. Нет, я не спорю, Россия волшебная страна, но банк однозначно обыкновенный. Я ожидал на входе очередного заклятия сдерживания или иного какого свинства, однако обошлось. Коклюшка поколдовала над замком, поводила руками, пошептала волшебные слова и плюнула на замочную скважину. Раздался щелчок, нестерпимо громкий в ночном холодном воздухе, и дверь открылась. Камеры не среагировали, сигнализация не сработала. Если я когда-нибудь обзаведусь собственным банком, заведу мужичка с собакой, так надёжнее.
Из дверного проёма дохнуло теплотой помещения, и мы один за другим юркнули внутрь. Мерцающие лампочки дежурного освещения указали путь прямо и довели нас до распределительной коробки. Коклюшка приложилась к ней ладошками, постояла, закрыв глаза, и сказала твёрдо:
— Нормально, можно идти. Я им картинку с камер закольцевала, пусть любуются, — и посмотрела на меня хитро. — А если хочешь, могу порнушку поставить, то-то развлекутся. А, красавчик?
Мне было всё равно, чем она будет морочить головы охране, лишь бы до хранилища добраться, а вот Соловью её предложение не понравилось.
— Место своё знай, курица! — рыкнул он. — На каждого шелудивого кобеля броситься готова…
Коклюшка поцокала языком.
— Какие мы ревнивые, ох!
Соловей отвернулся, Коклюшка игриво хихикнула, а я хмыкнул: тоже мне Боня и Клайд.
