— Я не боюсь, — стараясь держаться развязно, ответил я.
Госпожа Морана кивнула, дескать, оно и видно.
— Как тебя матушка кликала, новик?
— Меня зовут Игнатиус Лаврентьевич Круглов, Игнатий де Лойола мне никто, — я помолчал и уточнил. — Совсем никто. Мы даже жили в разное время. В смысле, он жил пятьсот лет назад, а я сейчас живу.
Зрачки госпожи Мораны сузились и стали похожи на кошачьи.
— Жить в разное время не значит жить в разное время, — словно выражая древнюю истину, сказала она.
Я немножко пришипился. Это каламбур или она на что-то намекает? На что? На возможность путешествий во времени? Сомневаюсь, что подобное допустимо каким-либо образом. Да, я попал в сказку, где существует то, что в принципе существовать не имеет права. Но путешествие во времени — это уже слишком. Это Герберт Уэллс. Это фантастика.
И тут я вспомнил свой переход из ангара в Василисину каморку в Бесконечных коридорах. Это, конечно, был прыжок в пространстве, а не во времени, но если такое возможно… Кажется, у меня закружилась голова. По рассказам жабоида и собственным впечатлениям я представлял Мир достаточно сложным сооружением, но вполне вероятно, что он ещё сложнее.
Пока я предавался внутренним рассуждениям, жабоид рассказал госпоже Моране о бедах, обрушившихся на наши головы за последнее время. Начал он с самого начала, с нападения гномов на ангар, и получалось у него весьма занимательно. В каких-то местах он преувеличил, где-то приврал, что-то опустил, но в целом получилась красивая история о великом жабоиде и трусливом людине. Я мог с лёгкостью уличить Дмитрия Анатольевича во лжи, но хозяйка ночного клуба и без моей помощи отделяла зёрна от плевел. Она и без этого рассказа знала всё о наших делах и слушала из чистого любопытства.
— Горбунок с вами? — спросила она, едва жабоид закрыл рот.
— В куртке, — ответил я. В подтверждение моих слов, куртка зашевелилась, из неё высунулась крысиная мордочка.
— Обрез тоже в куртке?
Я приподнял свитер.
— Можно?
Я вытащил оружие, протянул ей. Госпожа Морана приняла его на ладони, качнула, словно проверяя на вес, и вернула мне.
— Не понимаю, почему Ядвига тебе его отдала. Что она в тебе увидела?
Она говорила обо мне, но как бы сама с собой, и я не был уверен, что имею право вторгаться в этот междусобойчик.
— Сколько ты в Миру?
— Две недели, — ответил за меня жабоид и добавил самодовольно. — Это я его призвал.
Вот ведь прохиндей, всюду выскочит, лишь бы себя проявить, однако на этот раз ему следовало помолчать. Госпожа Морана смерила его плотоядным взглядом и сказала не без злости:
— А тебя, жаба болотная, надо бы повару отдать, чтоб вдругорядь в карман ко мне не лез.
Жабоид позеленел и вжался в кресло, только макушка над спинкой качнулась. Из темноты выдвинулся лысый, встал позади него. Если хозяйка прикажет, он схватит Дмитрия Анатольевича за шиворот и в самом деле утащит на кухню.
— Морана Златозаровна, скажите, а заклятье Берегини существует? — спросил я, стараясь разрядить обстановку.
Обстановка действительно разрядилась. Лысый вернулся в темноту, а госпожа Морана посмотрела на меня с вниманием.
— Ты от кого о нём слышал, новик?
— Коклюшка сказала. Типа, на вашей ячейке лежит заклятье Берегини, и взять из неё вещи может только новик.
— Вот же дрянь мелкая. Язык что помело! Кто вас вообще в банк забраться надоумил? Кощей?
— Дед Лаюн.
— А этому чего не хватило?
— Не знаю, сами его спросите.
— Спрошу.
Вернулся начальник охраны.
— Госпожа, к вам посетитель.
— Что-то много посетителей для одного вечера. Кто на сей раз?
— Воевода Баюн.
Госпожа Морана напряглась. Я увидел, как сжались её губы, а на скулы набежала краснота. Глаза резко метнулись к проходу и вернулись обратно, но уже медленно, словно успокоенные.
— Один?
— Один.
— Людей предупреди. Если что…
— Всё будет исполнено, госпожа.
Лысый пропал, а я увидел идущего к нам мужчину и сразу понял, почему Морана Златозаровна так напрягалась. Всё в нём было тяжёлое: взгляд, душа, подбородок. Даже походка. Пока он шёл, музыка начала звучать траурно, словно реквием, а темнота сделалась гуще. Не хотелось бы мне встретиться с этим товарищем на узком мостике через горную речку. Когда он увидел жабоида, на его лицо накатил древний лик: кожа сморщилась, обвисла, наружу из-под верхней губы выползли клыки — натуральный упырь! Ему бы в фильмах ужасов сниматься, отбоя от режиссеров не будет. Я потянулся за обрезом, но госпожа Морана гневно сверкнула глазами и прошипела:
— Сиди смирно.
Приблизившись к нашему столику, Баюн поклонился. Поклон, разумеется, предназначался госпоже Моране, а нам с жабоидом достался косой взгляд, от которого напитки в бокалах покрылись корочкой льда, а наши души испариной. Ох, как же мне хочется всадить в эту обвисшую рожу заряд дроби!
— Здравствуй, Морана.
— И тебе не хворать, законник. Какими судьбами в моей богадельне оказался? Вроде бы не любишь ты подобных увеселений.
Баюн огляделся в поисках места, куда бы присесть. Услужливый администратор тут же подвинул ему стул.
— Заботы о Мире не дают покоя, — присаживаясь и умильно складывая ладошки на коленях, сказал Баюн. — Где только не окажешься по делам службы, чего не насмотришься. Уж никак не думал, что ты с отверженными за один стол сядешь.
— Да и ты сел, не побрезговал, — отреагировала госпожа Морана.
— Верно говоришь, не побрезговал. Только я рассиживаться не собираюсь. Приберу этих голубчиков, — указал он на нас, — да и пойду себе дальше. Уверен, ты мне мешать не станешь.
Жабоид тоже был в этом уверен. С приходом Баюна он впал в полуобморочное состояние, а теперь и вовсе готовился выпасть в осадок. Меня от последнего удерживал обрез за поясом. И пусть госпожа Морана запретила им пользоваться, но если этот упырь хоть пальцем дотронется до меня или до моего друга Дмитрия Анатольевича, я непременно его пристрелю. Чисто из самоуважения.
Однако отдавать нас Морана Златозаровна никому не собиралась. Не знаю, чем мы ей так понравились, надеюсь, своей харизмой, иначе сложно объяснить, почему она вдруг решила вписаться за нас.
— Откуда такой интерес к новику и болотному лешачёнку? Не самые заметные фигуры в Миру.
— Что ж ты, мать, забыла? Сама список подтверждала. Чего спрашиваешь?
— Подтверждала, потому и спрашиваю: от чего вы с Кощеем так за них ухватились? Какая такая опасность от них исходит? Я тут на досуге покумекала. За банк вам предъявить им нечего, он не под нашей охраной. За Верлиоку? Но на Соборе вы о нём слова не сказали…
