При сравнении почерка Авеля из архивного дела и «автографа» явственно видна одна рука85 — рука иеромонаха Авеля. Этот инок писал буквы «т», «ц», «р», «ф», «в» очень своеобразно, эти особенности видны и по заголовку «Отца Серафима слова». Ниже заголовка Авелем в печатном написании воспроизведены поучения. Как ни старался отец Авель, отдельные буквы текста поучений совпадают с написанием букв заголовка и особенностями его почерка.
Ещё интересный вопрос: как рукопись попала в собрание книг архимандрита Антония? В очередной раз нам поможет архив Троице-Сергиевой лавры в хранилище РГАДА. Первое дело говорит о крупном поступлении в лаврскую библиотеку книг из частных библиотек монашествующих. 3 февраля 1865 года наместник лавры архимандрит Антоний передал 1400 печатных и рукописных книг. 23 сентября отец Авель принимает на себя великую схиму и жертвует для всеобщего пользования 782 книги, оставив для себя только самое дорогое86. Когда 24 мая 1869 года отец Авель скончался, при описи его имущества отмечены 12 книг, а под номером 10 — «“Правило Саровской пустыни”, писанное полууставом, в кожаном переплёте»87. Это именно то, что нас интересует. После смерти Авеля книга перешла в пользование архимандрита Антония. Берём в руки дело со скорбным извещением о смерти отца Антония, наступившей 12 мая 1877 года, и в описи вещей находим рукопись: «Правило Общежительныя Саровския пустыни настоятеля или единаго от братии, полуустав в 4-ю долю, в сафьяне. В конце изречение о. Серафима об умной молитве»88. Круг замкнулся.
Кто смог убедить наместника в принадлежности автографа старцу Серафиму, предполагать трудно. Вывод один: это всё же не автограф преподобного Серафима Саровского.
Недавно в опубликованных записках Николая Александровича Мотовилова обнаружена интересная и, как сначала показалось, нерадостная запись89: «Я, Ваше Боголюбие, — обращается старец Серафим к Мотовилову, — плохо учен грамоте, так что с трудом подписываю моё имя, а грамматике и вовсе не учился, однако же читаю не только по церковной, но и по гражданской печати борзо и так скоро, что книги по две или по три мог прочитывать и Прочитывал в сутки. А память такую имею от Господа мне Данную, что, пожалуй, могу вам от доски до доски всё наизусть прочитать — такую сильную память Господь Бог мне изволил пожаловать. Так я хотя и плохо учился грамоте, а грамматике и вовсе не учился, но знаю очень много и более многих учёных мужей, потому что много тысяч книг содержу в свежей памяти, да и даром премудрости и рассуждения, свыше от Него подаваемого, Господь Бог после всех страданий, что я ради имени Его Святого в жизни моей претерпел, меня обильным благословить изволил. Я вашему Боголюбию скажу просто, почти наперечёт, сколько и где я книг перечитал, чтобы вы и сами видеть могли, что я в Писании Церковном и светском силён таки довольно. В нашей саровской библиотеке, мню я, тысяч пять с половиною будет экземпляров, а в иных, как, например, в Ролленевой истории, перевод Третьяковского тридцать томов. И я всю нашу библиотеку прочитал, так что даже и книги о системах миров и даже Алкаран Магометов90, и другие подобные книги читал. В иных книгах, вот, например, у Третьяковского, тяжёл язык, но я смысла добивался, мне хотелось всё узнать, что на земле делается и что человеку Бог на веку своём узнать допустил, потому что подобает и ереси знать, да их не творить, и сам Господь говорит в Библии: Егда умножится ведение, тогда откроются тайны; у господина Соловцева
[19] — две тысячи пятьсот книг русских, и их прочитал все до одной; у Аргамакова
[20] господина — тысячи полторы книг, и его библиотеку всю прочитал; у княжён Бибичевых
[21] — они благодетельствуют же Саровской пустыни — и их книги все прочитал; у братий и отцов святых нашей обители у кого тридцать, у кого семьдесят все брал на прочтение и все прочитал. Неудержимая, ваше Боголюбие, была у меня охота к чтению, и все эти книги прочитал, духовные и светские, и всё хорошо обсудил, потому что я не столько читал, сколько рассуждал о прочитанном и всё соображал, что и как получше бы для Богоугождения сделать. Ну, так вот я вам в подробности сказываю, что уже не знаю, кто ещё на русском языке, по церковной и гражданской печати, так много читал. И это не велехвалясь говорю, а чтобы вы знали твёрдо, что я много на земле сущего знаю, а Бог и недоведомые тайны Свои сверх того открывает, как и о вашей жизни открыл».
Слова старца Серафима о его незнании русской грамматики, как приговор, казалось бы, перечеркнули надежды на обнаружение писем или автографа преподобного. Но это не соответствовало действительности.
В РГАДА, в фонде Курского городового магистрата, обнаружено дело о земельной тяжбе Агафьи Фотиевны Мошниной, её детей Алексея и Прохора, со своим соседом Петром Ишуниным. О тяжбе будет рассказано позже, для нас более интересно другое: дата и порядок написания документа и, главное, кто его подписал.
Прошение семьи Мошниных в Курский городовой магистрат написано в апреле 1774 года, когда Прохору ещё не исполнилось двадцати лет. Далее, прошение составил на гербовой бумаге канцелярист магистрата, а вот подписали документ все члены семейства по правилам делопроизводства тех лет — либо руку приложили лично, либо по неграмотности, при свидетелях, документ подписывал грамотный человек: «К сему прошению сержант Василей Декарев вместа вдавы Агавьи Машинной по ея прошению руку приложил. К сему прошению курской купец Аликсей Машнин руку приложил. К сему прошению курско купец Прохор Машнин руку приложил»91 (курсив мой. — В. С.). Вместо Агафьи Фотиевны расписался охранник магистрата, вместе с братом Алексеем «руку приложил» и Прохор. Автограф, казалось бы, обнаружен. Но следует помнить, что рукоприкладство не всегда являлось свидетельством грамотности подписавшего: не умея читать и писать, многие просто заучивали подпись. В те времена, когда прошения, объявления, жалобы и другие бумаги составлялись служителями канцелярии, — уметь больше и не требовалось.
Вопрос грамотности курского посадского населения изучен мало. О существовании в первой половине XVIII века школ в Курске неизвестно. Первое упоминание о «латинской» школе за Куром и об её учителе Иване Златницком обнаружено в документах Городового магистрата за 1772 год92. В 1780 году «от генерала порутчика курскаго наместничества правителя и кавалера Петра Свистунова городничему Белобокову»93 предписано «стараться» об установлении народных школ для детей разночинцев.
Когда Прохор достиг семилетнего возраста, наступила пора приняться за учение. Купеческие дети обучались письму, чтению и счёту дома с помощью наёмных учителей или старших братьев либо в приходской церкви.
