До переезда на Московскую площадь торговля проходила в надомной лавке, имевшей «выгоднейшее» месторасположение. Затем 3 марта 1766 года Агафья Фотиевна приобрела в Мескотинном ряду, располагавшемся около Красной площади, у курского купца Никифора Прокофьевича Расторгуева первую торговую лавку. Почти через десять лет Агафья Фотиевна увеличила торговые площади, купив соседнюю лавку купца Матвея Борисовича Прилепова. Покупка была оформлена 14 марта 1775 года179.
«Имеет он (Алексей Мошнин. — В. С.) крепостные матери своей в старом мескотинном ряду две лавки под коими места в длину четыре, а поперёк две сажени и десять вершков, строение во время бывшаго пожара згорело со всеми имевшимися в тех лавках товарами»180. Имеется в виду пожар в торговых рядах в ночь с 25 на 26 августа 1781 года. Событие отрицательно сказалось на благосостоянии семьи. Если прибавить затраты на перенос дома, то можно понять, почему Алексей при постройке каменных лавок на месте пожарища «от приёму места отказался по малоимуществу своему, ибо во оном ряду на выстройку лавки требовалась немалая сумма так, что и всего капитала своего едва бы достаточно на то было»181.
Видимо, первые 1780-е годы стали для Мошниных тяжёлыми. Когда 21 апреля 1785 года была опубликована Грамота на права и выгоды городам Российской империи с новыми размерами гильдийного капитала — а для записи в третью гильдию требовалось объявить капитал от тысячи до пяти тысяч рублей, — семейство Агафьи Фотиевны Мошниной перешло в разряд мещан. Но Алексей Мошнин не бросил торгового дела и даже купил у купца Афанасия Безходарного лавку в Овсяном ряду на Херсонской улице.
На месте пожарища начались работы по возведению каменных лавок. Лавочное место Мошниных застроили купцы Неронов и Крюков, которые, «будучи капиталистами приняли теперь места не для чего иного как только отдавать в найми»182. В подтверждение новых капиталистических отношений Неронов, получив место в Большом гостином дворе, продал его купцу Алексею Фатееву. Летом 1790 года Алексей Мошнин, видимо окрепнув финансово, пытается вернуть лавочные места с оплатой строительных затрат, понесённых Нероновым и Крюковым. Он даже арендует одну из лавок на своём крепостном месте «за великую цену так, что едва на заплату оной получаемого на капитал прибытка достаточно бывает; а в содержании себя претерпевает великое изнеможение»183.
Годовая тяжба закончилась победой Алексея Мошнина, и в июле 1791 года он получил ключи от двух каменных лавок. Но он не смог вернуть прежнего благосостояния и так и остался в мещанском сословии.
Выбыл в монашеский чин
Вероятно, в один из октябрьских или ноябрьских дней 1778 года Агафья Фотиевна и священник Ильинской церкви Пётр Саввинович Колмаков благословили Прохора в путь для поиска иноческой жизни. В увольнительном аттестате, вероятно, был указан возраст Прохора и дано описание внешности. «Он был роста высокаго, около двух аршин и восьми вершков (около 180 сантиметров. — В. С.)... лицо у него было полное покрытое приятной белизной, нос прямой и острый, глаза светло-голубые, выразительные и проницательные, брови густыя, волосы на голове светлорусые и также густые. Лицо его окаймлялось густою окладистою бородою, с которою на оконечностях уст, или рта, соединялись длинные, густые же усы»184.
По ревизским сказкам 1782 года, со слов Агафьи Фотиевны записано, что Прохор «779 г. выбыл в монашеский чин»185. По законам того времени «никто не может отлучиться от места своего постоянного жительства без узаконенного вида или паспорта»186. Купцы могли оформить в Городовом магистрате на своё имя «плакатный» паспорт сроком на один год. Перед окончанием срока действия старого паспорта путешествующий под «опасением быть признанным за беглого» обязан был оформить новый. Перед уходом в 1778 году в Саровскую пустынь Прохор имел паспорт сроком на один год и проживал в обители как богомолец. В 1779 году паспорт продлевается, и так продолжается до 1781 года, когда Прохор проходит трёхлетний послушнический искус и приступает к оформлению отпускных документов от купеческого общества для пострижения в монашество.
Прохор находился в Саровской пустыни с 1778 года, что бесспорно. В архиве монастыря в документе с графой «С которого году находится в пустыне» напротив фамилии Мошнина стоит: «с 1778-го года ж»187. 20 ноября 1778 года, накануне праздника Введения Пресвятой Богородицы во храм, 24-летний кандидат в монашество ступил за стены Саровского монастыря188.
Встречу курского паломника и настоятеля обители отца Пахомия можно представить, прочитав отрывок книги писательницы начала XIX века Варвары Миклашевич
[35] «Село Михайловское, или Помещик XVIII столетия». Ею зачитывались Грибоедов, Жуковский, Кюхельбекер, Пушкин. Александр Сергеевич писал о Миклашевич в одном из номеров журнала «Современник» за 1836 год: «Недавно одна рукопись, под заглавием “Село Михайловское” ходила в обществе по рукам и произвела большое впечатление. Это роман, сочинённый дамою. Говорят, в нём много оригинальности, много чувства, много живых и сильных изображений. С нетерпением ожидаем его появления». Миклашевич по личным впечатлениям от посещения Саровской пустыни описала её в том временном промежутке (или ранее), когда в неё пришёл Прохор Мошнин и, что самое интересное, описание приходится на праздник Введения во храм Пресвятой Богородицы. Приведём отрывок из книги, чтобы читатель явственнее почувствовал детали быта монашествующих, дух и нравы обители.
« — Кто это? Чей экипаж? — кричал с крыльца у каменных келий послушник. И когда лакей отвечал, что княжны Эмировой, послушник бросился назад в келью и вскричал:
— Батюшка, батюшка! Извольте-с! Воротниковская княжна приехала; где нам отвести, благословите?
— Сюда, ваше сиятельство! Милости просим! — сказал гостиник, сошедши с крыльца с фонарём, которым осветилось почтенное лицо его.
В С...ве гостиницы всегда поверялись самой строгой жизни старцу; он должен отвечать за всех и за всё, что случится в гостиных
[36].
— Не оступись, ваше сиятельство — лестница-то у нас крутенька.
