22 января 1712 года совершена первая купчая крепость на проданную Саровской пустыни жителем города Темникова Ананием Борисовичем Немцовым землю «по обе стороны речек Сарова и Сатиса и по обе стороны Арзамасской дороги, с вотчинными и бортными ухожеями и рыбными ловлями и всякими угодьями». Купчая составлена и подписана в Темникове «крепостных дел надсмотрщиком», а за землю заплачено десять рублей. До 1729 года Исаакий совершил более шестидесяти сделок с землёй и заплатил 664 рубля, 7 гривен, 29 алтын и 4 деньги12. Сумма не малая, но и владения монастыря раскинулись на многие километры. Так стараниями Исаакия Саровская пустынь стала крупнейшим землевладельцем России. И хотя земля в основном покрыта была лесами, и лесами заповедными, почему первые несколько десятилетий монашествующие по указу Петра I не могли их разрабатывать (лес представлял собой сплошной частокол, как говорили сами монахи — «руку нельзя было просунуть»), всё же Исаакий оказался дальновидным хозяйственником — в конце XVIII столетия в указе Петра I появились некоторые послабления, и монашествующие получили право продавать строевой и корабельный лес.
А пока монастырь существовал только благодаря труду своих иноков на огородах и хозяйственных дворах, поступали в кассу деньги от выполнения церковных треб. Но всё же основной статьёй дохода было поступление различными вкладами от благотворителей.
В монастырских документах обнаружена интересная запись от 4 ноября 1759 года «по благословению отца строителя начал писать благодарные письма к благотворителям. И написал 115 писем»13.
На протяжении всего своего существования леса доставляли монастырю и массу неприятностей: это и кража леса крестьянами окрестных деревень, и притязания смежных землевладельцев, и самое страшное — лесные пожары. В 1712 году, только обитель начала крепнуть, весной — а она выдалась сухая и без единого дождя — в глубине леса возник пожар. Сильный ветер уже через сутки принёс пламя к монастырю. Сплошной лес стоял прямо у стен обители, и огонь беспрепятственно перекинулся на деревянные строения. «В малом времени труды и заботы многих лет пожерты были пламенем. Сгорели: ограда вокруг монастыря, церковь Архистратига Михаила со святыми вратами, келии и проч., и всякое монастырское имущество со всею рухлядью, в том числе и многие документы»14. Целыми остались только недостроенная Преображенская церковь и храм Живоносного Источника. Но последний получил значительные повреждения: из него была выбрана вся церковная утварь, иконы «и даже по скорости во св. алтаре с Престола одежду и срачицу сняли. Велико было это несчастие для обители! Тяжело испытание и для основателя её!». Но, видимо, не зря Господь избрал в основатели Саровской пустыни такого крепкого духом инока, как Исаакий. Не успело остыть пожарище, как саровские иноки приступили к восстановлению монастыря: заново отстроены кельи, исправлены повреждения в храме Живоносного Источника, и с архиерейского благословения его вновь освятили.
Прослышав о постигшем Саровскую пустынь несчастье, благотворители удвоили свою помощь, а некоторые пожертвовали даже семейные реликвии. Так, помещица села Лемети Ардатовского уезда боярыня Мария Васильевна Соловцова принесла в дар напрестольный крест со многими мощами, частицами Животворящего Древа Креста Господня, багряницы Спаса и ризы Пресвятой Богородицы
[57].
Спустя два года после пожара трудами монашествующих монастырь стал краше прежнего. И как это всегда бывает, соседей начала обуревать зависть. Досужая молва распространяла слухи, что монахи нашли большой клад и на это золото строят храмы, кельи, скупают земли. Первую попытку поживиться чужим добром воровские люди предприняли в сентябре, но просчитались — на праздник Воздвижения Креста Господня пришло большое количество паломников, с помощью которых незваных гостей и выпроводили вон.
Всё же разбойники не теряли надежды поживиться и, выждав, когда монастырь опустел от богомольцев и наёмных работников, 30 ноября в глухую полночь монахи были разбужены громкими криками. Выбежав на монастырскую площадь, они тут же были окружены нападавшими. Связав монахов по рукам и ногам, разбойники развели костры и приступили к пыткам, выясняя, где спрятаны два котла денег, да 1700 «рублёв», привезённых из Москвы. Ну а так как ничего этого не было, разбойники приступили к грабежу. Из церквей и келий вынесли и погрузили на монастырские же подводы всё, что попадалось под руку: начиная с церковных облачений и заканчивая рукавицами и косами. «Одним словом, — пишет монастырский летописец, — грабёж обители был полный, как говорится — дотла, от малой до великой вещи».
Под утро, когда грабители уехали, через разбитые ворота в монастырь вернулись те немногие, кто успел укрыться в лесу. Их глазам предстала ужасная картина: вся монастырская площадь усыпана телами избитых до полусмерти монахов. А казначей Дорофей, оставшийся на время отсутствия настоятеля за старшего, так и лежал среди углей догорающего костра. По счастью, все оказались живы, хотя изрядно покалечены, а у отца Дорофея на всю жизнь остался красно-бронзовый цвет лица от пыток на костре, брови и ресницы так больше и не выросли15. Разбойники вскоре были все пойманы, это оказались жители ближайших сел. Вернуть имущество не удалось, и для острастки грабителей примерно наказали.
Хлопоты о земле, да и многие другие хозяйственные вопросы требовали постоянной отлучки настоятеля Исаакия. Вот и в наступившем 1715 году он отправился в столицу. По прибытии в Москву с Исаакием приключилась тяжёлая болезнь. Состояние больного ухудшалось, и уже не было надежды на выздоровление. Чтобы встретить смерть подобающим монаху образом, саровский инок решил принять великую схиму и попросил об этом строителя Знаменской Красногривской пустыни из Гороховского уезда Макария. Тот согласился, но выставил условия: «Строителем и ни в каком начальстве у братии не быть, и не священнодействовать и из монастыря не выходить, и братию в церкви от Писания не учить, и в пении церковном и за трапезою с братиею простою стояти и сидети в последних». Получив согласие, Макарий совершил пострижение с именем Иоанн. Под этим именем саровский инок и прославился впоследствии.
Видимо, рано ещё было умирать Исаакию-Иоанну, спустя некоторое время здоровье его пошло на поправку, и он возвратился в Саров. Связанный принятыми на себя обетами, Иоанн практически отошёл от руководства монастырём, хотя братия по-прежнему обращалась к нему за советом. Но эта неопределённость в руководстве монастыря имела отрицательные последствия, и в молодой обители начались неурядицы и разногласия. Иеросхимонах Иоанн не мог спокойно смотреть, как его творение разрушается прямо на глазах.
В Красногривскую пустынь к настоятелю Макарию с посыльным отправлено письмо с просьбой отеческого совета. Но Макарий своими ответами только ещё больше связывает Иоанна по рукам и ногам. Весь 1715 год прошёл в тягостном ожидании. Наконец, братия собралась и решила обратиться с челобитной к государю и архиерею за разрешением возникшей проблемы.
