Но, как говорит мудрая русская пословица, «всё, что ни делается, – всё к лучшему». В Буэнос-Айресе Беляевы не только сумели поднатореть в испанском, но и окончательно убедились в том, что Аргентина не сможет стать для них вторым домом. А значит, необходимо двигаться дальше.
Почему же достаточно зажиточная «Серебряная страна»
[49] не приглянулась Беляевым? Главной причиной тому стала укоренившаяся здесь обширная русская диаспора, облюбовавшая эти края ещё задолго до революции. Первые русские начали появляться здесь после отмены крепостного права – в конце 70-х годов XIX века. Местное правительство обещало выдать им плодородные земли, что для любого крестьянина во все времена являлось залогом счастливой жизни. Примечательно, что русский император не отстранился от переселенцев, которых в иное время окрестили бы изменниками, и выделил собственные деньги на постройку первого в Аргентине православного храма. Его настоятелем стал Константин Изразцов – личность во многом колоритная и популярная среди переселенцев. Изразцов искренне заботился о русской диаспоре и прикладывал все возможные усилия для её поддержки. В определённом смысле можно сказать, что русские аргентинцы были для него центром и смыслом жизни.
Однако в этой трогательной привязанности к своим духовным чадам таилась и обратная сторона. Почувствовав, что наплыв переселенцев, бежавших от революции, может не лучшим образом сказаться на положении уже сложившейся диаспоры, многие русские аргентинцы начали относиться к вновь прибывшим с нескрываемой враждебностью. Переселенцы новой волны воспринимались уже не как нуждающиеся в помощи братья по крови, а, скорее, как потенциальные конкуренты или нахлебники. Уже обжившимся на новом месте казалось, что даже под ласковым аргентинским солнцем всем места не хватит. В этом противостоянии между разными волнами эмигрантов настоятель Изразцов выступил на стороне старой диаспоры.
Однажды он лично с большим раздражением заявил пришедшему к нему в гости Беляеву, что прочёл в газетах о двух тысячах переселенцев, направлявшихся из Варны в Аргентину. Это известие настолько напугало его, что он добился не только аудиенции у президента, но и отмены всех выданных этим беженцам виз.
Понятно, что такое отношение к русским людям, которые как никогда нуждались в поддержке и были вынуждены не от хорошей жизни скитаться по всему свету, глубоко задело Беляева. Он понял, что в благополучной Аргентине каждый стоит сам за себя. А старая диаспора хоть и держится сплочённо, но со временем всё больше и больше воспринимает местные обычаи. Сам Буэнос-Айрес – огромный город, населённый выходцами со всех уголков планеты, способствует смешению, взаимопроникновению и, в конечном счёте, растворению в многоликой толпе. А это значит, что каждое последующее поколение всё больше будет аргентинцами, и всё меньше – русскими.
Сама мысль о том, что русские затеряются среди других народов, словно горсть песчинок на пляжах Буэнос-Айреса, противоречила той идее, которую лелеял Беляев на протяжении нескольких лет. После побега из России его мысль о запасных батальонах органично и естественно переросла в мысль о «Русском очаге» – некой Земле Обетованной, где рассеянные по всему миру русские смогут собраться воедино для того, чтобы всем вместе трудиться, жить, сохраняя свои обычаи и помогая друг другу. Главной целью было воспитывать детей в русских традициях и с любовью к далёкой Родине. Беляев стремился ни много ни мало сохранить русский дух, религию, культуру и генофонд русской нации. А сделать это можно было лишь вдали от искушений и соблазнов большого города.
Наконец, удача улыбается Беляеву: в газетах рапортуют, что смута в Парагвае позади, а консул сразу же меняет свой тон.
– О, сеньор! Мы так рады, что вы и ваша сеньора изъявили желание пожить в нашей бедной, но чудесной стране. Мы рады любой помощи, особенно со стороны военного специалиста! Приезжайте, такому знающему человеку, офицеру из России всегда найдётся у нас место!
И вот уже пароход «Берна» везёт Беляевых к конечной точке их затянувшегося на несколько лет путешествия. Мутные воды реки Параны с каждым часом приближают их к новому дому.
* * *
Пока почтенная чета держит свой путь к Асунсьону, настало время чуть подробнее поговорить о самом Парагвае, потому что без краткого экскурса в историю этой страны дальнейшие события могут показаться не совсем понятными.
Сейчас в это сложно поверить, но в 60-е годы XIX века Парагвай считался одной из самых развитых стран Латинской Америки. Именно здесь была проложена первая на континенте железная дорога, а также был спущен на воду первый стальной пароход. Активно росла производительность, развивались фабрики, строился телеграф. Естественно, что при растущих темпах производства рос и объём товара, который требовал рынков сбыта. Это обстоятельство подтолкнуло правительство Парагвая к осознанию необходимости поиска выхода на международный рынок, путь к которому лежал через океан. Достаточно лишь посмотреть на карту, чтобы понять: зажатый в центре континента Парагвай не имеет доступа к побережью. Соответственно, появилась задача «прорубить окно в Европу» путём завоевания недостающей земли на берегу океана у соседней Бразилии.
Справедливости ради стоит отметить, что покушение на чужую территорию было далеко не единственной причиной начала конфликта. Войны вообще редко разгораются по какой-то одной причине. Но в целом можно с уверенностью утверждать, что в этом случае непомерные амбиции Парагвая привели к самому кровопролитному, беспощадному и бессмысленному вооружённому конфликту в истории Латинской Америки.
В результате Парагвай был полностью разгромлен силами Тройственного союза Бразилии, Аргентины и Уругвая, так что сама его государственность была поставлена под вопрос. Красноречивее всего говорят сухие цифры: по некоторым подсчётам, взрослое мужское население Парагвая сократилось на 90 %, а население в целом сократилось с 1 300 000 до 221 000 человек. В современном мире сказали бы, что по отношению к парагвайцам имел место самый настоящий геноцид. Страна оказалась отброшенной назад на много десятилетий и скатилась до уровня самых бедных стран континента. Теперь становится понятным, в каком положении находился Парагвай в начале ХХ века и почему он так отчаянно нуждался в грамотных специалистах во всех областях. Однако желающих ехать в небогатую страну было немного.
* * *
Бывшего офицера русской императорской армии сразу же определили преподавателем фортификации и французского языка в Военную школу с окладом 5000 песо. На это жалование можно было безбедно существовать, снимая квартиру, и даже при желании нанять прислугу. Вообще жизнь в Асунсьоне приглянулась Беляеву не только своей дешевизной, но и размеренной патриархальностью, которая сближала парагвайскую столицу с уездными городками старой России. Можно сказать, Беляев заново влюбился в Парагвай, стоило ему только сойти на его берег. «Он» и «она», как старые знакомые по переписке, никогда не видевшие друг друга, наконец-то встретились и поняли, что ждали этого момента не зря.
