Как мы помним, первые контакты Беляева с индейцами пришлись на середину двадцатых годов и совпали с началом экспедиций в Чако Бореаль. Тогда же Беляев начал постепенно изучать встречавшиеся ему племена. А поскольку до него научного интереса к местным индейцам почти никто не проявлял (что весьма логично – к чему тратить время на изучение варваров?), то Беляева по праву можно назвать одним из первых антропологов и этнографов Парагвая. С присущей ему скрупулёзностью и методичностью он делал зарисовки орудий труда и национальной одежды, записывал легенды, изучал языки. В последнем он особенно преуспел, выучив несколько туземных языков и составив первые словари языков племён мака и чамакока с переводом на испанский.
Начиная с 1930-х годов, «Журнал Парагвайского научного общества» (аналог «Записок» Российской академии наук) стал издавать его статьи, посвящённые жизни и культуре индейцев. Вот лишь некоторые из них: «Классовая система среди чамакоков», «Индейцы Парагвайского Чако и их земля», «Племя мака», «Идентификационная таблица племён Чако», «Обычаи индейцев». Впоследствии некоторые из этих статей были переведены на английский и изданы Американским этнографическим бюро Смитсоновского научно-исследовательского института.
Беляев на собственном опыте не раз имел возможность убедиться, что под маской дикарей скрывались очень тонко организованные люди, с развитым чувством собственного достоинства и врождённой тягой к прекрасному. Не меньшее удивление вызывал и тот факт, что у этих отдалённых от цивилизации народов, по всей видимости, сохранилась общая с населением Евразии историческая память. В пользу этого свидетельствовало наличие у индейцев легенды о Великом потопе и о единственной благочестивой семье, которой удалось спастись на лодке.
«Журнал Парагвайского научного общества» со статьёй Беляева «Индейцы Парагвайского Чако и их земля»
Легенды и песни индейцев настолько поразили Беляева, что некоторые из них он решил перевести, чтобы как можно больше людей узнало о богатом внутреннем мире этих удивительных племён.
Конечно, сам генерал не значился среди великих поэтов, и мы не должны слишком строго судить его пробу пера. В конце концов, перевод позволяет понять главное: такие песни не могли быть сочинены теми, у кого нет тяги к выражению своих чувств и эмоций. Тот, кто создал их, обладал образным языком, серьёзно задумывался о достоинстве, жизни, смерти и о том, что всех нас ожидает за её порогом. Примитивные полуживотные, занятые лишь вопросом выживания (именно так раньше воспринимались местные племена), на такое не способны. Следовательно, мы имеем дело с людьми, чьё сходство с нами превосходит различия.
Индейская предсмертная песня
Солнце к вечеру в тучах садится,
Звёзды гаснут в сиянии дня…
Но ни света, ни тьмы не страшится
Беспредельная слава моя!
Начинайте же ваше мученье,
Недостойно так долго шутить…
Вы стоите? – напрасно сомненье,
Сердце воина вам не сломить.
Вот, взгляните, – леса нашей славы
Очевидцы… В засаде ночной
Сколько славных трофеев кровавых
Было сорвано этой рукой!
Быстро пламя костра занялося,
Одевая порфирой меня,
И высоко кругом поднялося,
Но герой не страшится огня.
В той стране, куда тень моя мчится,
Нет ни ночи, ни сумраков дня,
И заранее там веселится
Мой отец, ожидая меня.
Я иду! В одеянии славы
Я предстану, отец, пред тобой!
Поспешите же с вашей забавой -
Близок час избавления мой!
Беляев с подопечными индейцами
Чем глубже становилось знакомство Беляева с индейцами, тем сильнее росла его убеждённость в том, что эти люди заслуживают быть полноправными членами парагвайского общества не только из-за соображений гуманности. Честный и бескорыстный индеец мог бы существенным образом обогатить культуру своей страны, если бы она только захотела принять его как своего сына, а не как дикаря.
Но как же этого добиться? Как показать миру истинное лицо индейца? И как побудить индейца начать осваиваться в современном мире? Беляев понимал, что в ситуации, когда уровни материальной культуры двух народов разделяют целые столетия, движение к сближению должно быть взаимным. Невозможно просто навязать современному человеку уважение к тем, кто остался жить на уровне каменного века и не хочет осваивать новые знания. Но и попросту вырвать индейца из привычной жизни, заставив за пару десятилетий преодолеть период в тысячи лет, означает поставить его под угрозу вырождения.
И тогда у старого генерала рождается интересный план по созданию театральной труппы индейцев, которая могла бы дать несколько представлений – и таким образом познакомить парагвайцев со своей культурой. Причём в случае успеха, с одной стороны, спектакль мог разбудить интерес к жизни племён Чако, с другой – показать, что индейцы способны на осмысленную деятельность. Сейчас в это сложно поверить, но даже такой простой вопрос – могут ли аборигены действовать обдуманно, вызывал в обществе жаркие споры.
Надо сказать, что в своём желании открыть местные племена миру Беляев не был одинок. Благодаря этому он смог найти талантливых единомышленников, которые помогли ему создать спектакль на самом высоком уровне.
Свою помощь в создании первого театрализованного действа с участием индейцев предложили известный парагвайский актёр Роберто Холден Хара, выступивший в качестве помощника режиссёра, и знаменитый в Южной Америке композитор Хосе Асунсьон Флорес, написавший музыку для предстоящего выступления. Власти также пошли навстречу, предоставив для выступления одну из центральных площадок – Национальный парк Асунсьона.
Сами индейцы прониклись оказанной им честью и готовились к представлению с особым энтузиазмом. По согласованию с Беляевым в качестве центральной темы представления была выбрана доблестная гибель одного из вождей в ходе Чакской войны. По всей видимости, выбор темы оказался далеко не случаен. Именно участие в Чакской войне стало первым значительным событием, объединившим индейцев и парагвайцев. И те, и другие, невзирая на различия, сражались за свою общую Родину – и победили.
Наконец, в апреле 1938 г. состоялась премьера спектакля под названием «Индейская фантазия». Произведённый фурор превзошёл все ожидания – и это при том, что весь спектакль шёл на языке индейцев мака. Однако танцы, музыка и само развернувшееся на сцене действо не нуждались в переводе. Интерес к спектаклю оказался настолько велик, что труппа была приглашена на гастроли в Буэнос-Айрес. Вообразите себе восторг и в то же время естественный страх индейцев перед столь дальним путешествием при том, что многие из них ещё недавно не выходили за пределы родной сельвы!
