Медленно, но верно слухи о красоте и таланте новой танцовщицы с броским псевдонимом расползаются по Милану. Даже сейчас, когда эталон женской красоты сильно изменился, при просмотре сохранившихся видеозаписей её выступлений становится понятно, что она просто не могла остаться в тени. Евгения одновременно походила и на античную мраморную статую, и на женщину-вамп. Идеальные пропорции, удивительная стройность, матовая кожа в сочетании с ярко накрашенными губами и широко раскрытыми глазами делали из неё настоящий секс-символ. Зрители уже не знали, на что обращать внимание в первую очередь: то ли на саму красавицу, то ли на её необычные «свободные» танцы, в которых без труда прочитывалось что-то восточное.
Выступления Я Русской походили на наполненное тайным символизмом поклонение древнему языческому божеству в исполнении прекрасной жрицы. При этом ей удавалось обходиться без малейшего намёка на вульгарность. Природный эротизм умело сочетался в её танце с плавными движениями и грацией, что свидетельствовало о настоящей одарённости. А любое дарование и умение им грамотно распорядиться рано или поздно вызывает уважение.
Те, кто хотел видеть в молоденькой эмигрантке симпатичную пустышку, которая только и умеет, что выгибать руки и ноги под нужным углом, глубоко ошибались. Евгения подходила к своему делу со всей серьёзностью, пытаясь разработать свою собственную философию танца.
В 1927 г. в возрасте 25 лет она выпускает свою первую книгу «Танец как способ бытия», которая была переиздана через год.
Кадр из фильма «Юдифь и Олоферн»
Название говорит само за себя – содержание книги совсем не поверхностное. Это может быть странно для обычных зрителей, но абсолютно естественно для самой Евгении, которая уже полностью посвятила всю себя танцу. А для того, кто собрался отдавать всё своё время и силы чему-либо, оно обязательно будет наполнено важным (если не сказать вселенским) смыслом. И уже даже не суть, идёт ли речь о спорте, искусстве или бизнесе. Для увлечённых людей любой предмет может стать смыслом бытия.
Конец 1920-х годов наиболее плодотворен для нашей героини: в 1928 г. в Театре Эспозицьоне (Teatro dell'Esposizione) в Милане она производит фурор, исполняя «индийскую мономимическую легенду» – «Сумитра». С помощью пластики и движений она пытается оживить образ мифической индийской царицы из эпоса «Рамаяна», распознавшей в Раме спустившегося на землю бога. При этом следует сказать, что одним из главных элементов танцевальной философии Я Русской стал уход от нарратива, от прямого повествования. Если большинство классических балетных танцев задумывались исключительно в контексте какой-либо истории, которая «рассказывалась» зрителю, то русская танцовщица намеренно уходит от этого приёма. Для неё нарратив – элемент литературы или песни, но никак не танца. По её замыслу настоящая танцовщица не должна рассказывать – она должна быть тем, что она танцует, должна уметь станцевать не только человека, но и любое явление – дождь, ручей, волны.
Очень схожий подход к танцу практиковала и Айседора Дункан. Она писала: «Ветер? Я – ветер. Море и луна? Я – море и луна. Слёзы, боль, любовь, полёты птиц? Я – это они все».Поэтому на сцене Я Русская вовсе не рассказывала историю индийской царицы – она становилась ею. По замыслу танцовщицы каждое её движение, каждый шаг должен был выразить всю внутреннюю суть Сумитры, а что касается самой истории… пусть о ней прочтут в книгах. Кому интересен придуманный кем-то сюжет, если перед вами – сама Сумитра?
В 1929 г. Я Русская пробует себя в новой ипостаси – как актриса немого кино в ленте «Юдифь и Олоферн». Ей вновь достаётся роль мудрой и одновременно соблазнительной женщины, которую она исполняет с присущей только ей грацией. Впрочем, киноактрисой она так и не стала, ведь её призвание ревностно требовало к себе постоянного внимания. Разрываться между профессиональными танцами и кино молодая женщина даже и не думает – её выбор уже давно сделан. Тем более что в том же году она открывает свою первую собственную школу в театре Даль Верме (Teatro Dal Verme) в Милане. Если этот город ею ещё не покорён, то, по крайней мере, он её признал!
Тем временем ревущие двадцатые стали не только эпохой футуризма и перемен, но и эпохой восхождения на политическую арену новой идеологии. Пока Я Русская раздумывает над философией танца, а Антон Брагалья с компанией единомышленников – над тем, как сделать свой Дом искусств ещё «футуристичней», к власти приходит Бенито Муссолини
[63].
Это был первый авторитарный правитель в Европе ХХ века, если не считать Ленина. Однако, в отличие от последнего, ему удалось захватить власть вполне мирным путём, организовав так называемый «Поход на Рим». Поход, как и многие аспекты правления Муссолини, носил символический характер: сумев сплотить вокруг себя достаточно большое количество последователей, он повёл их на столицу Италии, которая была «покорена» храбрыми воинами Муссолини без единого выстрела, ибо горожане уже давно с трепетом ждали своего героя.
Причины этой тоски итальянцев по «сильной руке» в целом совпадают с теми, которые привели к власти Гитлера в Германии. Несмотря на то, что Италия не проигрывала Первую ми ровую войну, а, напротив, в 1915 г. присоединилась к Антанте, по результатам войны она сочла себя обделённой и глубоко обиженной. Ей не досталось почти ничего из обещанных территорий, которые быстро были разделены между более влиятельными союзниками. Естественно, итальянцам, как расстроенному ребёнку, срочно понадобился утешитель, который смог бы вернуть чувство собственной исключительности. Прибавьте к этому нищету и слабую образованность основной массы итальянского населения, и вы поймёте, что даже если бы Муссолини не существовало, его было необходимо выдумать.
Поскольку Италия чувствует себя ослабленной, но при этом мечтает о величии, Муссолини разумно решает возродить античный культ силы, здоровья и физической привлекательности. Страна нуждается в доблестных воинах, а что за воин без железных мускулов? Естественно, у него должны быть и несгибаемая воля, и высокие моральные принципы, но всё это сложно разглядеть сразу – в отличие от физически развитого тела. А большинство итальянцев, как мы помним, – простые люди из глубинки, им необходима наглядность. Постепенно в Италии складывается что-то вроде культа здорового тела, которому немало способствует и сам Муссолини, не стеснявшийся позировать перед фотографами с обнажённым торсом. Он явно относился к типу диктаторов-экстравертов, которые обожают выступать перед толпой и максимально тиражируют свои изображения. Муссолини теперь буквально везде – на фото, в кинохронике, на митингах. И это тоже своего рода символ – присутствие дуче должно быть физически ощутимо в каждом, даже самом удалённом от Рима итальянском доме.
