Воодушевлению Третчикова не было предела. Натали и Мими приняли решение ехать в турне вместе с ним, ведь поездка могла затянуться на несколько месяцев, а после долгих лет войны никто не хотел расставаться надолго. Теперь все силы были брошены на подготовку к тому, чтобы пересечь океан и покорить искушённую Америку. Поскольку выставка в США просто обязана была затмить все предыдущие, Владимиру предстояло проделать колоссальную работу. Нужно было выкупить самые удачные из проданных картин, снять документальный фильм о своей работе, договориться с организаторами о «прощальном» туре по ЮАР – и, наконец, создать что-то новое, никем ранее не виденное и непременно особенное.
* * *
Тем временем открытие новой выставки в рамках «прощального» тура в Кейптауне оказалось полностью проигнорировано прессой, хотя поток людей всё с тем же интересом спешил познакомиться с новыми работами художника. Это молчание сильно контрастировало с реакцией на самую первую выставку и давало понять, что на этот раз что-то пойдёт не так. Дурные предчувствия полностью оправдались на четвёртый день, когда газета «Кейп Таймс» («Cape Times») напечатала разгромную статью профессора Бокхорста под заголовком «Дешёвая сенсация на потребу масс». Видимо, настоящие знатоки искусства наконец-то добрались до редакции и подробно разъяснили, что именно может считаться искусством, а что нет.
Однако газета серьёзно просчиталась. Целясь в Третчикова, она неосмотрительно попала в его поклонников, фактически назвав их «одураченными массами» и «лишённой вкуса буржуазией». Владимиру даже не пришлось отбиваться от критики – настолько ужасен оказался гнев рассерженной публики. В газету один за другим повалили ответы от тех, кого огульно назвали плебеями. Тут-то и оказалось, что «массы» способны писать не хуже журналистов и среди них есть не только домохозяйки.
К примеру, член городского совета Сидней Ист справедливо писал:
«Хотел бы напомнить профессору Бокхорсту, что Моне, Дега, Бонна и ван Донген пренебрежительно рассматривались критиками своего времени как „художники постеров“, однако со временем они стали любимцами Парижа. Сегодня эти ранее презираемые художники считаются признанными мастерами, навсегда обессмертившими свои имена».
Другие вообще ставили под сомнение саму суть претензий. Художник пытается угодить вкусам тех, кого вы, профессор, пренебрежительно называете массами? Но разве это преступление? Да, мы хотим видеть вещи такими, какие они есть на самом деле, а не гадать, что вы хотите нам сказать своими абстракциями! Таков был общий лейтмотив защитников Третчикова. Благодаря искренней любви со стороны «обывателей», Третчикова вскоре вполне заслуженно прозвали «народным художником».
Среди людей искусства также нашлись защитники реалистического стиля. К примеру, скульптор Джозеф Копланс в своём письме в редакцию открыто обвинил профессора в попытке провалить предстоящее турне Третчикова по Америке:
«Эта атака может быть мотивирована только обидой или злостью от понесённого поражения», – писал он.
Говоря о поражении, Копланс имел в виду провальное путешествие «Новой группы» в Америку и Европу, откуда та недавно вернулась. Местная художественная элита не снискала там славы и возвратилась домой ни с чем. В этом контексте возможный успех народного художника казался членам «Новой группы» личным оскорблением.
Разразившаяся в газете полемика в результате обернулась против профессора, так как лишь подогрела интерес к выставке. В итоге её посетила 61 000 человек, многие из которых искренне интересовались, сколько Третчиков заплатил за столь успешную скрытую рекламу?
Видимо, поняв, что одной только критикой Третчикова не потопить, самые решительные недоброжелатели перешли к активным действиям. Всего за пару месяцев до предполагаемого отплытия к берегам Америки на студию, где Владимир работал и хранил свои картины, было совершено два нападения, в результате которых серьёзно пострадали 11 самых больших его полотен. Их беспощадно изрезали, и повреждённые холсты свисали жуткими лохмотьями, точно оплакивая мечту художника по путешествию, которое теперь могло не состояться.
Вокруг места преступления собралась толпа любопытных, и Третчикову стоило больших усилий пробраться ко входу в свою студию. Увиденное чуть было не подкосило его, ему хотелось кричать и плакать, но слёзы всё никак не появлялись.
«Я всё равно поеду в Америку!» – крикнул он в ярости собравшимся зевакам.
Третчиков не сомневался в том, кто стал заказчиком преступления – кроме «Новой группы» этот вандализм никому не принёс бы выгоды. Вскоре полиция арестовала подозреваемого – им оказался художник по имени Эдвард Коул. Улики явственно указывали на него, и дело было передано в суд, однако по непонятным причинам судья отказал в его рассмотрении и сразу же освободил обвиняемого в зале заседания. Третчикову пришлось смириться с несправедливостью и сосредоточиться на том, что сейчас было куда важнее.
Русский художник не привык бросать свои слова на ветер. Он обещал, что тур состоится, значит, так тому и быть. Своё обещание он с честью сдержал.
* * *
Когда белоснежная «Queen Mary» величественно пришвартовалась в порту Нью-Йорка, на его палубу зашла группа репортёров. Все они собрались в библиотеке и приготовились спустить приехавшего гостя с небес на землю. Газеты заранее анонсировали его приезд и предстоящую выставку, а заодно в подробностях описали тот фурор, который он произвёл на своей новой родине.
«У вас там, в Южной Африке, что, все помешаны на искусстве?»
«Вы же не думаете, будто мы, американцы, толпами повалим на вашу выставку? У нас это не принято!»
«Наверняка вы слышали о Сальвадоре Дали, который открыл здесь свою экспозицию две недели тому назад. Мы разрекламировали её с большой помпой, однако вы едва ли встретите там больше полудюжины посетителей».
«Да если на эту вашу выставку заявятся тысячи человек, я съем свою шляпу!»
Журналисты буквально засыпали Третчикова подобными репликами, и даже при всей своей врождённой самоуверенности он на минуту почувствовал замешательство. В конце концов, что он знал об Америке и американцах? А ведь перед ним сидели опытные репортёры, хорошо знавшие менталитет своих сограждан…
«Не переживайте, мистер. Чудеса случаются даже в Америке!» – с этими словами один из репортёров похлопал его по плечу. В который раз Владимиру оставалось рассчитывать лишь на чудо.
* * *
В дальнейшем опасения лишь усилились: розенкрейцеры намеревались открыть первую выставку Третчикова в своей роскошной штаб-квартире, однако сколь бы роскошной она ни была, её удалённость от города оставляла мало надежды на то, что сюда приедет значительное количество посетителей. Добраться до штаб-квартиры из Сан-Хосе можно было только на собственной машине. Нельзя сказать, что розенкрейцеры самоустранились. Напротив, они прикладывали много усилий для продвижения Третчикова, организовывали лекции с его участием, на которых демонстрировали снятый им в ЮАР документальный фильм «Рождение картины». Сам же Владимир решил договориться о своих последующих выставках с собственниками гипермаркетов, следуя формуле, которую уже опробовал в Дурбане. Однако куда бы он ни приходил, ему везде приходилось слышать отказ.
