За завтраком Надежда непрерывно тараторила о хозяйственных
делах, так что муж не успел вставить словечка по поводу ее криминальных
увлечений.
После его ухода Надежда облегченно вздохнула и бросилась к
телефону. Однако у матери было плотно занято – видно, беседует с закадычной
подругой Валечкой, бабушкой Андриана. Скорей будет съездить к матери и все
выяснить.
Надежда быстренько собралась, провела воспитательную беседу
с котом на предмет неповреждения новых обоев и диванной обивки и отбыла из дому
навстречу очередной удивительной истории, которые происходили с ней так часто,
что и сама она уже перестала этому удивляться.
Мать была дома, и не одна, а с соседкой Александрой
Михайловной, той самой ограбленной старушкой, из-за которой все и началось.
Бабули сидели на кухне и находились в полном недоумении.
– Ты только послушай, Надя, что случилось, – обратилась
мать к Надежде, против обыкновения не начав с порога выговаривать за опоздание
и еще неизвестно за что.
– Что такое? – встревожилась Надежда. – Вы все
здоровы?
– Вот Александра Михайловна сама расскажет, а я уж больше
ничего не понимаю, – в раздражении ответила мать.
– Значит, сегодня утром, в полдевятого, звонит мне в дверь
почтальонша наша Маруся, – послушно начала рассказывать соседка.
Надежда со слов матери знала, что почтальонша работает уже в
их районе лет тридцать и возраст имеет солидный, но все равно все в округе
иначе как Марусей ее не называли.
– Звонит, значит, Маруся и спрашивает, что это я за письмом
не прихожу.
– Как это – не приходите? – насторожилась
Надежда. – Вы же уже то письмо давно получили…
– Вот, я ей то же самое говорю, а она подает мне конверт,
вот смотри, Надя.
Надежда осторожно взяла в руки обычный почтовый конверт и
прочитала надписанный адрес:
– Город Санкт-Петербург, почтовое отделение двадцать семь,
Ивановой Александре Михайловне, до востребования.
В графе «отправитель» ничего не было, только закорючка,
которую с большим трудом можно было принять за подпись.
– И что там? – Надежда не отважилась без разрешения
заглянуть в конверт – все-таки чужое письмо.
– Да посмотри, Надя, а то мы совсем запутались! –
взмолились старушки.
Надежда осторожно, за краешек, вытащила из конверта
небольшой листок гладкой шуршащей бумаги вроде тонкого пергамента. По краям
листок был неровно, наспех оторван. Наверху бледно было напечатано семь цифр –
310 17 23, потом пропуск, потом еще цифры – 12 03 2003 14.30.
Дальше шел собственно текст, который выглядел несколько
непонятно: «Сертолово терминал № 7 блок 4 секция 18 конт 2248».
И все, больше на листке ничего не было.
– Что ты об этом думаешь? – нетерпеливо спросила мать.
– Хм, а вы уверены, Александра Михайловна, что это письмо
для вас?
– Да не для меня, я тут ничего не понимаю, но что на
конверте почерк Жени, племянника, в этом я не сомневаюсь. Ведь он, можно
сказать, на моих глазах вырос и в школу тут ходил, когда они с сестрой здесь, в
этой квартире, жили… – Голос у старушки дрогнул. – Так что же это такое?
– Это факс, – дала Надежда исчерпывающие
объяснения. – Вот тут, наверху, видите? Номер, похожий на телефонный, так
это номер факса, то есть откуда он был отправлен. А дальше дата – вот, смотрите:
двенадцатое марта две тысячи третьего года.
– А дальше что? – нетерпеливо спрашивала мать. –
Что в самом письме?
– И зачем Женя его послал? – вторила ей соседка.
– Вот уж этого я не знаю, – честно призналась Надежда,
хотя кое-какие подозрения у нее были.
Она еще раз внимательно прочитала текст. Что-то такое
крутилось в голове насчет Сертолова, но хорошенько порыться в памяти мешали
старушки. Александра Михайловна уставилась на письмо со страхом, как будто
ожидая от него больших неприятностей.
Надежда перевернула листок. На обороте от руки карандашом
было наспех нацарапано: «Горох – 8, оф. 318, 324-28-39». Мигом сообразив, что
это значит: улица Гороховая, дом 7, офис 318 и номер телефона этого самого
офиса, – Надежда показала каракули Александре Михайловне:
– Вам адрес этот не знаком?
– Почерк мне знаком, – вздохнула та. – Женин это
почерк.
– Так-так. А скажите, Александра Михайловна, что племянник
про письмо говорил, когда звонил вам?
– Да ничего особенного он не говорил, получишь, говорит,
письмо, теть Шура, так сразу домой иди, письмо спрячь и никому не показывай. И
никому не отдавай, пока я сам за ним не приду. – Старуха вдруг посмотрела
на Надежду с подозрением и забрала из ее рук конверт.
– Значит, письмо то самое, которое он послал. А что же вы на
почте-то получили? – спохватилась Надежда.
– Сама не знаю. Подаю я, значит, девушке в окошечко паспорт,
погляди, говорю, милая, есть ли мне что. Она говорит: «Ивановой – есть!» И
подает мне конверт. Я и взяла, а смотреть на адрес не стала, потому что,
откровенно говоря, ничего бы там и не увидела – очки забыла.
– Фамилия тебя, Александра, подвела, – вмешалась
мать. – Ивановых-то на свете – пруд пруди, вот девушка и перепутала, дала
тебе не то письмо.
«Фамилия не Александру подвела, а тех, кто хотел письмо у
нее отнять, – подумала Надежда. – Письмо-то они отняли, да только не
то. Вне всякого сомнения, им нужно было это письмо, именно в нем были сведения,
так сильно их интересующие, что не побоялись люди пойти на открытый грабеж. И я
сильно подозреваю, что девушка в белой шубке даже поплатилась жизнью за то, что
принесла не то письмо».
– Про племянника ничего не слышно? Не давал о себе знать?
– Пропал он совсем, – расстроилась Александра
Михайловна. – Я вот думаю – может, в милицию заявить?
– В милицию! – фыркнула мать Надежды. – Вот мы с
тобой заявили в милицию про то, что тебя ограбили! И что они сделали? Андриана
арестовали! Как будто это он девушку убил! Ну надо же такое придумать! Вот
теперь заявишь, что племянник пропал, а он, может, совсем не желает с милицией
дело иметь. Так потом тебе спасибо ни он не скажет, ни милиция!
Далее мать довольно толково пересказала Надежде всю ночную
эпопею с Валечкой и ее внуком, сказала, что чувствует Валечка себя получше, а
этот нахальный мальчишка Андриан, когда она, мать, стала ему выговаривать
насчет того, что нельзя так обращаться с бабушкой, ответил ей невежливо, можно
сказать, грубо.
– Он-то чем виноват? – заикнулась Надежда.
И пока мать гневно клеймила позором современную молодежь,
она успела переписать содержание письма себе в блокнот – так, на всякий случай.
Потом она выспросила Александру про племянника – где работал, с кем жил. Та
отвечала, что жил Женечка в последнее время один – после развода, а работал
телефонным мастером и всякую технику тоже чинил – «вот этот, как ты говоришь,
Надя, факс… еще что-то».
