— И еще она говорит… говорит, чтобы вы не сидели рядом с ней. Она хочет все время видеть ваше лицо.
— Я… сяду, где она захочет.
Голос Эйбилин смягчается:
— Она просто с вами незнакома, вот и все. Да вдобавок у нее не слишком радостный опыт с белыми дамами.
— Я сделаю все, что потребуется.
Из кладовой я выхожу, сияя, торжествующе вешаю телефон на стену. Паскагула внимательно смотрит на меня — в одной руке рюмка, в другой — кусочек теста. Но тут же поспешно опускает взгляд и возвращается к своей работе.
Два дня спустя сообщаю маме, что отправляюсь за новым экземпляром Библии, поскольку прежний истрепался до дыр. Заодно добавляю, что терзаюсь чувством вины, разъезжая в «кадиллаке», в то время как бедные детишки в Африке голодают, поэтому решила сегодня взять старый грузовик. Мама недоверчиво щурится, не вставая с кресла:
— А где это ты намерена купить новую Библию?
— Я… — растерянно моргаю. — Мне ее заказали. В Кантонской церкви.
Она кивает, но провожает меня очень внимательным взглядом.
Еду в сторону Фэриш-стрит в грузовике с проржавевшим дном и с газонокосилкой в кузове. Через дырки в днище даже асфальт видно. Но хоть без трактора на прицепе.
Эйбилин впускает меня в дом. В дальнем углу гостиной — Минни, стоит, скрестив руки на пышной груди. Я видела ее несколько раз, когда Хилли позволяла миссис Уолтер принимать у себя бридж-клуб. И Минни, и Эйбилин в своей белой униформе.
— Привет, — здороваюсь с другого конца комнаты. — Рада видеть вас снова.
— Мисс Скитер, — сдержанно кивает Минни.
Она устраивается в деревянном кресле, которое Эйбилин принесла из кухни, и ножки кресла угрожающе потрескивают. Я присаживаюсь на дальний конец дивана. Эйбилин занимает место с другой стороны, между нами.
Откашливаюсь, нервно улыбаюсь. Лицо Минни невозмутимо. Она полная, маленькая и крепкая. Кожа у нее гораздо темнее, чем у Эйбилин, блестящая и упругая, точно резина новых галош.
— Я уже рассказала Минни, как мы работаем над историями, — обращается ко мне Эйбилин. — Вы помогаете мне писать мои. Она будет наговаривать вам свои, а вы их запишете.
— Минни, все, что вы расскажете здесь, строго конфиденциально, заверяю. Вы потом прочтете все, что мы…
— Почему вы решили, что цветным нужна ваша помощь? — Минни неожиданно встает. — Какое вам вообще до этого дело? Вы же белая.
Растерянно смотрю на Эйбилин. Никогда в жизни цветные не разговаривали со мной в таком тоне.
— Мы здесь работаем на одно дело, Минни, — пытается успокоить ее Эйбилин. — Мы просто разговариваем.
— И что же это за дело? — Минни обращается только ко мне: — Может, вы хотите, чтобы я вам все рассказала, чтобы потом втравить меня в неприятности? — И указывает на окно: — Медгар Эверс, чиновник НААСП,
[30]
что живет в пяти минутах отсюда, его гараж взорвали вчера вечером. Только за разговоры.
Я, с пылающим лицом, медленно произношу:
— Мы хотим показать вашу точку зрения… чтобы люди могли представить, как это выглядит для вас. Мы… мы надеемся, что это поможет изменить ситуацию.
— А что вы собираетесь изменить? Какой именно закон хотите переделать, чтобы он пошел на пользу вашей прислуге?
— Послушайте, я не пытаюсь изменить законы. Я говорю об отношении к…
— Знаете, что будет, если нас поймают? Я однажды в универмаге «Мак-Рэй» случайно зашла не в ту примерочную, так в мой дом целились из винтовки.
В комнате повисает напряженная тишина, слышно лишь тиканье старых стенных часов.
— Ты не обязана, Минни, — тихо произносит Эйбилин. — Ничего страшного, если ты передумала.
Минни медленно, устало опускается в кресло.
— Да я согласна. Просто хочу, чтобы она поняла — мы тут не в игрушки играем.
Снова оглядываюсь на Эйбилин. Она кивает. С трудом перевожу дыхание, руки у меня дрожат.
Я начинаю с вопросов о происхождении, и постепенно мы переходим к разговору о работе Минни. Рассказывая, она смотрит только на Эйбилин, как будто старается забыть о моем присутствии. Карандаш стремительно летает по страницам. Мы решили, что так будет менее формально, чем с пишущей машинкой.
— Потом появилась работа, где приходилось пахать допоздна каждый день. И знаете, что произошло?
— Что же?.. — спрашиваю я, хотя она по-прежнему обращается только к Эйбилин.
— «Ой, Минни, — противным голоском пищит она, — вы лучшая на свете хозяйка, у нас никогда не было такой прислуги. Дорогая Минни, вы останетесь у нас навсегда». Как-то она говорит, что предоставит мне оплачиваемый отпуск на целую неделю. У меня в жизни не бывало отпуска, ни оплачиваемого, никакого. А когда я через неделю вернулась на работу, их уже не было. Переехали в Мобайл. Она всем сказала, что боится, что я найду новое место до их отъезда. Мисс Ленивые Пальчики и дня не могла прожить без прислуги, видите ли.
Внезапно Минни резко встает, вскидывает сумку на плечо:
— Мне пора идти. Из-за этих ваших разговоров у меня сердцебиение. — И удаляется, хлопнув дверью.
Я смахиваю пот со лба.
— И это она еще в хорошем настроении, — вздыхает Эйбилин.
Глава 13
В течение двух недель мы собираемся втроем все в той же маленькой уютной гостиной Эйбилин. Минни врывается, всегда на взводе. Успокаивается, пока рассказывает Эйбилин свою историю, потом стремительно вылетает за дверь, такая же раздраженная, как и появилась. Я записываю все, что успеваю.
Если Минни вдруг заговаривает о мисс Селии — «Она пробирается наверх, думает, что я не замечаю, но я-то чую, у этой чокнутой что-то на уме», — то всегда обрывает себя, точно как Эйбилин, когда ненароком вспоминает о Константайн.
— Это к делу не относится. Мисс Селию сюда не впутывайте. — И следит, чтобы я не записывала.
Помимо крайней неприязни к белым у Минни есть еще одна любимая тема — она любит поговорить о еде.
— Понимаете, сначала я кладу зеленый горошек, потом берусь за отбивные, м-м-м, я, знаете, люблю их горяченькими, чтоб со сковородки.
Однажды, прямо посередине фразы «…в одной руке у меня белый ребеночек, горошек в кастрюле», она замолкает. Дергает подбородком в мою сторону. Нервно постукивает ногой.
— Да половина того, что я рассказываю, не имеет отношения к правам цветных. Это просто хозяйственные дела, день за днем. — Меряет меня взглядом сверху донизу. — По мне, так вы просто описываете жизнь.
