— Но на них очень мало мяса.
— Они вкусные. Жирные. — Продолжаю читать, стараясь не обращать ни на что внимания.
— Что ж, — говорит она, беря грудку, — думаю, в таком случае мы с вами идеальные партнеры в поедании цыпленка. — И через минуту добавляет: — Знаете, мне так повезло, что вы моя подруга, Минни.
Мне тут же становится дурно, отвращение волной вскипает в груди. Опускаю газету, пристально смотрю на мисс Селию:
— Нет, мэм. Мы с вами не подруги.
— Что вы… конечно, подруги, — улыбается она, словно делает мне большое одолжение.
— Нет, мисс Селия.
Она опять хлопает накладными ресницами. «Прекрати, Минни», — приказывает внутренний голос. Но я уже не в силах остановиться. Понимаю, что не смогу больше стерпеть ни минуты.
— Это… — она разглядывает цыплячью грудку, — потому что вы чернокожая? Или потому что… не хотите дружить со мной?
— Причин много, а то, что вы белая, а я черная, — где-то посередине.
Она больше не улыбается:
— Но… почему?
— Потому что когда я сказала, что просрочила плату за электричество, я вовсе не просила у вас денег.
— О, Минни…
— Потому что вы даже не можете рассказать своему мужу, что я здесь работаю. Потому что вы торчите дома двадцать четыре часа в сутки, доводя меня до бешенства.
— Вы не понимаете, я не могу. Не могу выйти.
— Но это все ерунда по сравнению с тем, что я теперь знаю.
Лицо у нее под слоем косметики побелело.
— Все это время я думала, что вы умираете от рака или немножко помешанная. Бедненькая мисс Селия, думала я.
— Понимаю, это трудно…
— Но теперь-то я знаю, что ничем вы не больны. Я видела вас наверху с бутылками. И больше вам не удастся водить меня за нос.
— С бутылками? Боже мой, Минни, я…
— Надо было бы вылить все в канализацию. Надо было бы рассказать мистеру Джонни прямо сейчас…
Она встает, отбросив стул.
— Вы не посмеете рассказать…
— Вы делаете вид, что хотите детей, а сами пьете столько, что слона отравить можно!
— Если вы ему расскажете, я вас уволю, Минни! — В глазах у нее слезы. — Если вы прикоснетесь к бутылкам, я немедленно вас выгоню!
Но кровь уже ударила мне в голову.
— Уволите? Да кто согласится работать здесь втихаря, пока вы весь день шляетесь по дому пьяная?
— Думаете, я не могу вас уволить? С сегодняшнего дня ваша работа окончена, Минни! — рявкает она, тыча пальцем в мою сторону. — Доедайте цыпленка и отправляйтесь домой!
Хватает свою тарелку с кусочками белого мяса и выскакивает в дверь. Слышу, как скребут по полу ножки стула в гостиной. Опускаюсь на свою табуретку, потому что коленки у меня трясутся, гляжу на недоеденного цыпленка.
Я только что потеряла очередную чертову работу.
Утром в субботу просыпаюсь в семь, с дикой головной болью и воспаленным языком. Должно быть, прикусила его ночью.
Лерой косится на меня одним глазом, понимает — что-то случилось. Догадался еще вчера вечером за ужином и вновь учуял, вернувшись с работы в пять утра.
— Что тебя гложет? Неприятности на работе, а? — в третий раз спрашивает он.
— Ничего меня не гложет, только муж и пятеро детей. Готова от вас на стену лезть!
Что мне точно ни к чему, так это чтобы он узнал, что я нагрубила очередной белой дамочке и потеряла очередную работу. Натянув домашнее лиловое платье, иду в кухню. Прибираюсь, как в первый раз.
— Мам, ты куда? — вопит Киндра. — Я есть хочу.
— К Эйбилин. Маме нужно побыть с человеком, который не дергает ее каждые пять минут. — Прохожу мимо Шуге, сидящей на ступеньках. — Шуге, покорми Киндру завтраком.
— Она уже ела, полчаса назад.
— Она опять голодная.
До дома Эйбилин пара кварталов. Пекло адское, асфальт уже дымится, а дети знай себе играют в мяч, пинают консервные банки, прыгают через скакалку.
— «Привет, Минни», — окликают меня через каждые пятьдесят футов. Киваю в ответ, но сегодня я не в духе.
Пробираюсь через садик Иды Пик. Дверь в кухню Эйбилин открыта. Она сидит за столом, читает одну из тех книжек, что приносит ей мисс Скитер из библиотеки для белых. Заслышав скрип двери, поднимает голову. Наверное, сразу же догадалась, что я в ярости.
— Минни, на тебе лица нет. Кто это с тобой сотворил?
— Селия Рэй Фут, вот кто. — Усаживаюсь напротив.
Эйбилин поднимается, подает мне чашечку кофе.
— Что она сделала?
Я рассказываю про бутылки. Не знаю, почему не сделала этого еще полторы недели назад, когда обнаружила их. Может, не хотела, чтобы Эйбилин узнала все эти ужасы про мисс Селию. Может, мне было неловко, ведь именно Эйбилин нашла мне эту работу. Но сейчас я в таком бешенстве, что выложила ей все.
— А потом она меня выгнала.
— Господи, Минни, опять?..
— Сказала, что найдет другую прислугу. Но кто станет работать на такую дуру? Какая-нибудь деревенщина с ватной башкой, которая понятия не имеет о том, что подавать надо слева, а убирать справа.
— Не хочешь извиниться? Может, стоит пойти туда утром в понедельник, поговорить…
— Я не извиняюсь перед пьяницами. Никогда не извинялась перед собственным отцом и уж точно не стану перед ней.
Некоторое время молчим. Одним глотком выпиваю кофе, наблюдаю, как слепень бьется в стекло своей гадкой головой — бэм, бэм, бэм, — пока не падает на порог. И вертится на земле как сумасшедший.
— Есть не могу, спать не могу, — признаюсь я.
— Знаешь, эта Селия, пожалуй, худшая из всех, с кем ты имела дело.
— Они все гадкие. Но она хуже всех.
— Правда? Помнишь, как мисс Уолтер заставила тебя платить за разбитый хрустальный бокал? Ты десять долларов выложила? А потом узнала, что в «Картере» точно такие же стоят по три доллара за штуку?
— Угу.
— А помнишь мистера Чарли, он вечно обзывал тебя черномазой, думал, что это смешно? А его женушку, что заставляла тебя обедать на улице, даже в середине января? Даже когда снег шел?
— Мороз по коже, едва подумаю об этом.
— А эта… — Эйбилин хихикает, — эта мисс Роберта? Как она пробовала на тебе новую краску для волос? — Эйбилин смахивает слезы. — Боже правый, никогда не видела черную женщину с голубыми волосами. Лерой сказал, что ты похожа на нищего инопланетянина.
— Ничего смешного. У меня ушло три недели и двадцать пять долларов, чтоб вернуть свой черный цвет.
