– Это официальный документ, – говорит она раздраженно. – Сведения пойдут в милицейское досье, поэтому мой вам совет, не создавайте себе проблем.
Первая женщина закуривает, от ее сигарет веет крепким смолистым запахом кораблей и канатов.
– Вчера мне так повезло, очень удачно купила селедку.
– Сейчас трудно достать хорошую. И почем же?
– Дорого, но если взять бочку, выходит гораздо дешевле. Хочешь скажу, где продается?
Она стряхивает пепел на пол и возвращается к свидетельству о браке.
– Вы все заполнили?
Берет анкету и задает им несколько коротких формальных вопросов. На все они отвечают «да».
– Я бы взяла бочечку. Селедка хранится хорошо, а кто знает, когда достанешь еще. Распишитесь здесь, гражданин и гражданка Вассерман. Вот ваше свидетельство. И еще нужно заплатить пошлину в кассе.
Молодожены выходят из кабинета, а женщины так и продолжают обсуждать селедку. Миша подносит документ к носу.
– Мне кажется или он и в самом деле отдает рыбой?
Он пытается шутить, но у Софии комок в горле и она даже не пытается изобразить улыбку.
Они выходят из здания на площадь, и ослепительное майское солнце будто благословляет их. В памяти Софии тут же встает белая карета, украшенная цветами, развевающаяся фата Сабины, когда они с Лютеком трижды делают круг по площади Гжибовского на пути в маленькую белую синагогу, махая руками и посылая воздушные поцелуи. Она стоит неподвижно на ступеньках. Как могло случиться, что сестры больше нет? Красавицы Сабины, которая когда-то ехала в карете, смеялась, махала рукой, была полна жизни?
Миша берет Софию за руку.
– Ты же совсем замерзла.
Он берет ее руку в свои ладони, стараясь согреть.
Они идут в элегантное старинное венское кафе, заказывают по стакану чая и блюдо пирожных со сливками и джемом.
Миша кладет на стол плоский сверток.
– Свадебный подарок от меня.
– Но у меня нет для тебя подарка.
– Ничего, он для нас обоих, – сказал он. – Посмотри сама.
Она разворачивает белую обертку. Внутри книга Корчака «Как любить ребенка».
– Знаю, ты читала ее много раз, но когда эта бессмысленная война закончится, мы будем жить именно так. Будем делать так, чтобы детям в этом мире жилось легче.
Она крепко сжимает его руку.
– Ведь ты ужасно скучаешь по ним, да?
* * *
Она любит просыпаться каждое утро рядом с Мишей, чувствовать себя его женой, госпожой Вассерман. Она чувствует, что они изменились на каком-то химическом уровне, как будто молекулы соединились друг с другом и получилось новое вещество, более твердое, способное выдержать что угодно. Солнечный свет проникает сквозь тонкие сетчатые занавески. Звон колоколов костела Святой Анны смешивается с электрическим треском трамвайных проводов и цоканьем лошадиных копыт.
Еще рано, но София хочет принести свежего хлеба к завтраку. Миша еще спит. На двери спальни висит его рабочий комбинезон.
Утренний воздух чист и прозрачен и обещает еще один ясный летний день. Белый шпиль ярко сияет на фоне синего неба. Потом София собирается зайти на рынок в еврейском квартале, где яблоки и хлеб гораздо дешевле, где уличные музыканты на кларнетах и скрипках играют задорные клезмерские мелодии, а торговки в белых передниках зазывают на идише покупателей, и ей кажется, что она снова дома, на площади Гжибовского.
У булочной уже собралась очередь. София закидывает голову и подставляет лицо теплому солнцу. На балконе, облокотившись на перила, стоит женщина, играет граммофон.
Внезапно воздух на улице разрывается от пронзительного воя сирен. Очередь у булочной тут же исчезает, люди разбегаются по домам. София, спотыкаясь, тоже бросается к дому, подгоняемая нестихающим воем.
На лестничной клетке Еленюк останавливает ее, вцепившись в руку.
– Пани Вассерман, по радио такие новости!
От нее исходит затхлый запах кухни, которую никогда не проветривают.
– Вот придут немцы, тогда Украину снова зауважают.
Миша уже спускается Софии навстречу. На нем майка и пижамные брюки, волосы торчат в разные стороны.
– Скорее в подвал! – Он старается перекричать дикий вой. Громко топая, они сбегают вниз под неумолчный рев сирен. Несколько взрывов сотрясают дом.
– Значит, это правда, – говорит мужчина в длинном черном пальто, когда они оказываются в подвале. – Гитлер нарушил договор, напал на русских. Это его главная ошибка. Скоро русские выпроводят его восвояси.
* * *
В городе стоит нескончаемый шум автомобилей, грузовых и легковых, русские отступают на восток. Военные закладывают взрывчатку, сжигают и уничтожают все, что может пригодиться наступающей армии вермахта. Из тюрьмы НКВД, что в нескольких сотнях метров от их дома, слышатся выстрелы и крики.
К утру следующего дня вдобавок к нарастающему зною над городом нависает мрачная, пугающая тишина.
Раздается стук в дверь. Перед ними стоит Еленюк, она вне себя.
– Не могу ничего узнать о брате. Что с ним сделали? Мы, родственники, целый день стояли под окнами тюрьмы, кричали, звали, но нам больше не отвечают. Погодите, вот придут немцы, – грозит она, размазывая слезы по грязному лицу. – Тогда русские за все заплатят. Мы столько выстрадали, мы, чистокровные украинцы.
Она хватает Мишу за руку, пальцы ее тонкие и жесткие.
– Одно я знаю точно, пан Вассерман: лучше немцы, чем русские. У меня родственники на Восточной Украине. И мы знаем, что творил там Сталин в тридцать третьем году. Забирал у крестьян все зерно, чтобы накормить Москву, вы и представить не можете таких ужасов. Погибли миллионы. Из-за голода тогда становились людоедами, пан Вассерман. Люди были похожи на скелеты, и это дело рук Сталина и евреев-коммунистов. Ах да, вы же евреи.
Она уходит, оставляя их в замешательстве. И в волнении. Жара усиливается, улицы пустеют, в ожидании немцев все сидят по домам. Со стороны тюрьмы НКВД идет ужасный запах.
– Что нам делать? – произносит София, глядя из окна на опустевшую улицу. – Собираться в дорогу? Но куда?
Воздух начинает дрожать, и скоро уже отчетливо слышится грохот танков, рев мотоциклов. Слишком поздно.
Немцы въезжают во Львов, словно в летний лагерь, молодые и загорелые, здоровые солдаты в бледно-зеленой униформе с черно-серебристой отделкой на вороте. Во главе колонны – украинский батальон СС «Нахтигаль». Сидя на танках «Пантера», солдаты улыбаются и поют украинские песни – бравые красавцы-львовяне возвращаются на родину.
Из окна Миша и София видят, как молодые женщины в летних платьях и старушки в белых платочках дарят им цветы. Мужчины радостно отдают честь, конечно же, они вспоминают старые добрые времена, когда счастливо жили при цивилизованных австрийских немцах.
