Книга Добрый доктор из Варшавы, страница 28. Автор книги Элизабет Гиффорд

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Добрый доктор из Варшавы»

Cтраница 28

– Не понимаю. Ничего не понимаю. Если все так плохо, то как вы справляетесь, как достаете еду? – спрашивает София.

– Сначала продавали бритвенные лезвия. Помнишь Сэмми? Он еще вздыхал по тебе, София. Перед отъездом из Варшавы он закрыл свою фабрику бритвенных лезвий и отдал нам оставшиеся запасы. Это было целое состояние. Типография Лютека выпустила конверты для лезвий. Ночи напролет мы все раскладывали лезвия по конвертам. Потом продавали их. Так продолжалось какое-то время.

– А сейчас?

– Кристина работает официанткой в кафе на Сенной. Лютек живет у школьного друга, который дает ему работу. Вы же видите, у нас негде. Когда может, он приходит и приносит немного еды для малыша. У нас еще остались вещи, которые можно продать, если понадобится.

Господин Розенталь достает карточку с аккуратными рядами черных звездочек и кладет ее на стол.

– Это полная ерунда, но вам придется зарегистрироваться, чтобы выдали такие же карточки. И тогда вы сможете получать еду. Чтобы умереть с голоду, вполне достаточно. Двести калорий в день. Люди в гетто все еще живы только потому, что есть контрабандисты, которые провозят сюда еду.

Глаза госпожи Розенталь наполняются слезами.

– Многие из них еще дети. Если их ловят, то избивают и отправляют в тюрьму.

– Почему же я видела людей в нарядной одежде, будто и не из гетто? Как же у них получается?

– Да, и как же у них получается жить в ладу со своей совестью? – бормочет господин Розенталь. – О, если вы богаты, если у вас карманы полны денег и вы с радостью позволяете нацистам запустить туда руку, то можете провозить сюда что угодно. Коньяк, меха. Здесь есть маленькие ресторанчики с шампанским и модными женщинами – за закрытыми ставнями, конечно. Вы еще услышите два громких имени, Кон и Хеллер. Два самых главных жулика в Варшаве.

– Они евреи?

– О да. Живут они в гетто, но живут шикарно.

– На сегодня бедным Софии и Мише достаточно, папа. Они скоро все сами увидят. Утром будем разбираться со всем этим.

– А доктор Корчак? – спрашивает Миша. – О нем что-нибудь известно? Как он?

Впервые на лице госпожи Розенталь появляется улыбка.

– Корчак, он как луч света в гетто. Постоянно видим его, он ходит повсюду с мешком за спиной, добывает еду для детей.

– А дети здоровы? А Стефа?

– Да, да, все здесь. Говорят, его приют почти такой же, как раньше, до гетто. Бедно, конечно, но чисто, дети довольны. Как маленький оазис.

– Они тут недалеко, на Хлодной, – добавляет Кристина.

– С утра первым делом сходим к ним, – говорит Миша, сжимая руку Софии.

– Сначала вы должны пойти в юденрат, как только он откроется, нужно зарегистрироваться и получить карточки. Если вас остановят на улице…

Госпожа Розенталь смотрит на мужа.

– Ах, София, почему вы не остались во Львове?

София не знает, как рассказать родным о том, что происходило во Львове.

– Что ж, теперь вы здесь, и я так счастлив вас видеть. Будем держаться вместе, пока это не закончится, – говорит господин Розенталь.

* * *

Супруги Розенталь спят в крохотной главной комнате, Кристина на кухне. На ее кровати есть место только для Софии, а в детской кроватке рядом с ними лежит малыш. Миша пытается заснуть на двух стульях, втиснутых в небольшую щель между окном и столом, но он слишком возбужден, в его крови бушует адреналин. В какое ужасное место он привез Софию. Как могло случиться, чтобы столько детей голодали, попрошайничали на улице?

Неужели Корчак и дети испытывают такие же лишения?

Ему слишком тесно на узких стульях, длинные ноги затекают, спит он беспокойно. Ему хочется вскочить и скорее бежать на поиски работы, которая помогла бы выжить в этом жутком месте.

Он представляет, как вместе с Софией они идут по набережной Вислы, как голубое небо раскинулось над бескрайним простором. Но открывает глаза, и гетто возвращается. Еще рано, однако голоса на улице уже разносятся эхом между домами, сливаясь в слабую какофонию. В ней не слышится шороха автомобильных шин, звона трамвая. Трамвай здесь больше не ходит.

Его тело затекло. Как бы хорошо сейчас принять горячий душ. Стараясь не шуметь, он умывается над кухонной раковиной, ополаскивает подмышки. Не разбудить бы Софию и Кристину, которые все еще спят на кровати у стены. Марьянек сидит в кроватке и смотрит с опаской на Мишу. Насмотревшись на высоченного чужака, малыш решает заплакать. София просыпается и берет Марьянека к себе в кровать, ласково уговаривая его улыбнуться. В ночной рубашке она проходит через комнату, быстро целует Мишу и отрезает для мальчика кусок хлеба от буханки в металлической корзине.

Показывает Мише остатки хлеба. Их едва хватит на троих – все, что осталось на завтрак.

– Не будем его есть, – говорит София. – Может, удастся купить еще, когда пойдем к Корчаку. Сейчас оденусь, и прямо туда. В доме уже встали и завтракают.

Как хорошо она его знает. От этой мысли Миша улыбается.

– Взглянуть хоть одним глазком, как там они. А потом отнесем наши бумаги в Еврейский совет.

* * *

На тротуаре возле дома лежит голый, истощенный мертвец, прикрытый газетными листами. Ветер сдувает и уносит их.

– Почему никто ничего не делает?

К своему ужасу, София видит на улице и другие трупы. Люди проходят мимо, отводя глаза.

По улице со скрипом катится длинная черная тележка. Железные обода деревянных колес грохочут о булыжники. Один человек толкает тележку сзади, другой, стоя между черными оглоблями, как лошадь, тащит ее. Они останавливаются и забирают обнаженные трупы, складывая их в повозку, будто дрова. Тела подрагивают, когда тележка катится по неровной мостовой.

Повозка останавливается рядом с Софией и Мишей. Мужчины поднимают мертвеца.

– Почему эти люди лежат здесь вот так? – сердито спрашивает София.

Мужчина вопросительно смотрит на нее.

– Новенькие? Откуда вы?

– Приехали вчера из Львова.

– Эх вы. Да нужно было бежать со всех ног подальше отсюда, пока была возможность, – мужчина растерянно потирает щеку. – А лежат они потому, что за место на кладбище Генся нужно платить, вот все и оставляют покойников прямо на улице, да упокоятся они с миром. А одежду снимают, чтобы обменять на еду.

– Ничего не понимаю. Вчера мы шли по Варшаве, там были и рынки, и магазины, в них полно еды. В голове не укладывается.

Мужчина пожимает плечами, встает между оглоблями, и деревянный катафалк с грохотом уносится прочь. Безжизненные головы, подпрыгивая, бьются о доски.

* * *

Адрес правильный, но входная дверь заделана кирпичом. За стеной раздаются детские голоса. И смех. Миша понимает, что впервые слышит смех с тех пор, как они вошли в ворота гетто. Они стучат в боковые двери. Жалюзи поднимаются, и за решетчатым окошком появляется голова Мониуса с ярко-рыжими волосами. Он впускает их, крепко обнимает Мишу и кричит всем, что пришли пан Миша и пани София. Теперь Миша понимает, в чем дело. Во двор ведут боковые ворота. С трех сторон двор окружают стены с окнами, отчего он напоминает замок, в задней части высится глухая стена. Дети спокойно играют, бледные, но здоровые. Корчак сидит на скамейке под лучами полуденного солнца, вокруг него стайка детей, он беседует с ними. Миша потрясен, увидев, как высохло его тело, исхудало лицо, как слезятся его большие глаза с темными мешками. Он стал совсем седым. На нем мундир польского майора, но без знаков различия на вороте.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация