София натягивает кардиган и пальто, наматывает на шею шарф.
– И, мама, помни, осталось немного масла, чтобы дать Марьянеку с картошкой и…
– Ладно тебе. Хоть раз не думайте ни о ком, побудьте друг с другом пару часов. Видит бог, ты этого заслуживаешь. А мы никуда не денемся, будем здесь, когда ты вернешься.
* * *
Снаружи не увидишь, что происходит в артистическом кафе «Штука» на улице Лешно, жалюзи там никогда не поднимаются. София и Миша входят в дверь, над которой висят часы, и, будто по волшебству, оказываются в другом времени, на островке довоенной жизни. Зал переполнен, вокруг маленьких столиков сидят компании молодежи. Все одеты в лучшие наряды, которые только смогли раздобыть. Тусклый свет скрывает все переделки и заплаты и создает загадочную атмосферу гламура. На высоком подиуме девушка в черном кружевном платье поет, позади нее декорация, на которой изображено что-то из Шагала, танцующие девушки, парящие среди звезд и цветов. Руки певицы поднимаются и опускаются в такт музыке, и кажется, что она одна из девушек на декорации.
Единственный диссонанс – белая повязка на руке скрипача рядом с ней.
Мише с трудом удается найти два пустых ротанговых стула за одним из маленьких круглых столиков. София снимает пальто и кардиган, поправляет прическу. Цены небогатого меню шокируют. Небольшая кружка пива для Миши. Когда ее приносят, он весь вечер не выпускает ее из рук, будто встретился с другом, которого давно не видел. Для Софии – кофе. Она закрывает глаза и сначала наслаждается запахом, а потом медленно пьет маленькими глотками. Почти настоящий кофе. Его нужно растянуть на весь вечер.
В одном София уверена – она больше не сможет наслаждаться музыкой так же, как прежде. После долгих месяцев в гетто она чувствует, что ее чувства притупились. Она спрашивает себя, сможет ли что-нибудь тронуть ее так же глубоко, как раньше.
Выходит Пола Браун в зеленом атласном платье, волосы зачесаны назад. Она садится за маленький рояль, из-под ее грациозных рук льется грустная мелодия. Пола начинает петь, просит горные ветры далекого Закопане прилететь в гетто. Переливы ее чистого низкого голоса напоминают мягкий ветерок. На Софию же музыка обрушивается как удар из-за угла. Гетто исчезает, а она вдруг оказывается на склоне горы и стоит, подставив лицо свежему ветру. По щекам струятся горячие слезы, все, о чем она запретила себе думать, все, что упрятала глубоко внутрь, внезапно выплеснулось наружу.
Ей стыдно, она опускает голову и закрывает лицо рукой. Расплакаться на глазах у всех, помешать окружающим наслаждаться музыкой – дурной тон.
Она не сразу осмеливается поднять глаза. Миша сидит с изменившимся лицом, в зале почти все плачут, не скрывая слез. Она придвигает стул и прислоняется к Мише, он обнимает ее за плечи. Здесь, в гетто, они терпят лишения, теряют близких, их ни на минуту не оставляет страх оказаться в тюрьме. Но они есть друг у друга, и пока жива их любовь, они все преодолеют, что бы ни творили нацисты.
После выступления Полы наступает небольшая пауза. Зал шумит в предвкушении главного номера программы, ожидая появления Владислава Шленгеля, поэта и комика. Он выходит на сцену. Невысокого роста, хорошо сложенный, в круглых американских очках в толстой черепаховой оправе. Все в зале лопаются от смеха, для его едкого черного юмора, кажется, не существует запретных тем. Когда он читает сценку о двух парах, пытающихся жить в одной комнате, София и Миша понимающе переглядываются.
Затем Шленгель выносит на суд зрителей стихотворение.
– Для тех, кто любил и потерял Варшаву: «Контрабандист».
Вот ночь спускается…
Из своего окна
Смотрю на темную Варшаву я
Голодным взором.
Сейчас, сейчас я под ночным покровом
Весь город украду.
Увидел ратушу – и похищаю.
И площадь у театра забираю.
А часовой-Луна не замечает
Моей сентиментальной контрабанды.
Варшава, скажешь ли мне слово или нет?
Я жду, что дашь ты мне ответ.
В зале стоит тишина, затем раздаются аплодисменты. София слышит знакомый голос у своего уха.
– Можно? – спрашивает игриво рыжеватая кудрявая блондинка в веснушках, указывая на свободный стул.
– Тося! – восклицает София. – Как же давно мы не виделись. Миша, помнишь, мы с Тосей познакомились в студенческие годы? Я и не знала, что ты здесь, в гетто.
– Я бываю здесь не очень часто. – Она наклоняется к Софии и переходит на шепот: – Езжу по разным местам, узнаю, что происходит в молодежных движениях в разных городах.
– Но ведь это так опасно! Все знают, что сейчас ждет еврея за пределами гетто: расстрел на месте или пытки, если немцы посчитают, что могут получить информацию.
Тося пожимает плечами:
– У нас целая сеть, места, где мы можем остановиться, и свои способы выбраться из гетто. И потом, это важная работа. Мы здесь закрыты, оторваны от мира и так мало знаем о том, что происходит на самом деле. – Она качает головой и вызывающе улыбается. – По крайней мере, как выяснилось, у меня есть то, что называют удачной внешностью. Со светлыми волосами можно ездить на поезде без особых трудностей.
Миша наклоняется вперед.
– Так какие же новости? Тося, не знаешь, как там в Пинске? Я ничего не слышал о родных с тех пор, как немцы вторглись в Россию.
– Конкретно о Пинске нет, извините, но должна сказать, с востока приходят плохие вести. Говорят, гетто в Вильно полностью ликвидировано.
– Разве это не слухи? Но куда же исчезли люди?
Тося отвечает не сразу. Ее голос еле слышен.
– Их расстреляли в лесу возле поселка Понары. Почти все еврейское население Вильно.
София ахает.
– Но в Вильно евреев почти столько же, сколько в Варшаве. Нет, не могу в это поверить.
– Никто не может, но есть свидетели.
– Тося, это же немыслимо.
Из-за столика у бара раздается взрыв смеха. Двое мужчин в новых костюмах вместе со своими разодетыми подругами едят икру. Тося смотрит на них с отвращением. Если вы сотрудничаете с гестапо, хорошие деньги можно иметь даже в гетто.
Тося наклоняется ближе.
– Послушайте, хочу спросить вас. Собираетесь ли вы на лекцию Корчака в коммуне Дрор?
– Конечно.
– Тогда увидимся там.
На улице уже смеркается, мороз щиплет лица, изо рта идет пар. Гетто забирает их обратно. Ничего не изменилось. Домой идут молча, близится комендантский час.
– Неужели все, что сказала Тося, правда? – спрашивает София.
– Даже не знаю. Каждый день новые слухи. И не разберешь, где правда. Спрошу у Ицхака, он будет на лекции. Его семья из Вильно. Может, он что-то слышал.
