– Что тут поделаешь? Как объяснить детям, что происходит, если каждую ночь аресты и перестрелки? – спрашивает Миша. – Мы не можем врать. Они не глупые. Их дневники полны записей о том, как расстреливали контрабандистов, как люди дрались за хлеб. Им не меньше, чем взрослым, нужна философия, которая помогла бы смириться со смертью вокруг.
Рядом Эстерка проверяет содержимое аптечного шкафчика. Тонкое лицо, кудрявые волосы, как всегда, на ней толстый кардиган с большими пуговицами и стетоскоп на шее. Корчак поворачивается и окликает ее.
Эстерка иногда напоминает ему самого себя в молодости, беззаветно преданного детям врача, только что получившего диплом. Трудная, но красивая жизнь. К тому же девушка, как и Корчак, любит литературу и театр.
– Эстерка, дорогая, ты, кажется, говорила, что видела детскую пьесу индийского поэта Тагора?
– Да, она называлась «Почта». Видела в Варшаве несколько лет назад.
Она закрывает шкафчик и садится рядом с Корчаком и Мишей за стол на сцене.
– Я думала, что она тяжелая, все-таки про умирающего ребенка, но все было так поэтично, даже поднимало настроение.
– Возможно, именно это поможет детям.
Эстерка кивает.
– Думаю, вы правы. К тому же у нас столько декораций, – говорит она, указывая на раскрашенные маслом, сложенные в глубине сцены панели. – Пан доктор, знаете, я бы с радостью занялась подбором актеров и даже постановкой.
– Кто же справится с этим лучше тебя? Дорогая Эстерка, я так тебе благодарен.
* * *
Главную роль сироты Амаля дают Абраше, мальчику с длинными ресницами и выразительным, тонким лицом музыканта. Галинка играет его мать, бедную крестьянку из индийской деревни. Роль врача достается Хаймеку. Очки придают ему серьезный вид, как и галстук-бабочка, позаимствованный у Корчака. У Ежика громкий, чистый голос, ему достается роль королевского посланника. Помогать с костюмами приходит и София, а еще ей нужно сделать из бумаги ноготки для Сары, которая будет играть девочку, продающую цветы. Остальные дети просто зрители, сидят на репетициях и дают советы Абраше, как лучше сыграть умирающего мальчика, чтобы все поверили.
Поэт, звезда «Маленького шоу» в кафе «Штука» Шленгель рассылает приглашения на премьеру, обещая зрителям «не столько спектакль, сколько отражение жизни, зеркало души – ведь играть в нем будут дети».
* * *
Зал наполнен гостями: Ицхак и Зивия из молодежной коммуны на Дзельной. На ходу снимая фартук, появляется Кристина и садится рядом с Софией и Марьянеком. Целует его в темные, как у Сабины, волосы.
Гаснет свет. В далекой индийской деревне сирота Амаль обретает новых родителей, гуляет по окрестным лесам и полям. Но вот мальчик заболел, и ему приходится лежать в крошечной комнате с маленьким окном и закрытыми ставнями. Он страстно мечтает бегать, как раньше, по полям, бродить в лесах. Однажды ночью, когда ослабевший мальчик с большим трудом открывает ставни, чтобы впустить в комнату свет звезд, проходящий мимо ночной сторож обещает ему: однажды он обязательно поправится, выйдет из комнаты и снова сможет гулять где пожелает.
Но вместо этого Амалю все хуже. Он уже не встает с постели, и однажды его голова опускается, рука падает, и Амаль умирает. Семья рыдает над ним. Тут приходит его маленькая подруга, девочка-цветочница, и кладет мальчику на кровать букетик ноготков.
– Не грустите, – говорит она всем. – Амаль просто спит. Скоро придет король, тогда он проснется. И вместе они уедут в чудесную страну, где никто на земле еще не был.
Дети в первых рядах притихли. Они словно позабыли, что это Абраша и Сара в гриме среди декораций, и задумчиво смотрят на уснувшего Амаля.
Позади детей замерли взрослые, многие плачут, не скрывая слез, все немного голодны, измучены. На какое-то время в зале воцаряется полная тишина.
Затем – взрыв аплодисментов! Зажигается свет. Юные артисты выходят на поклон, зрители возбужденно переговариваются, на лицах мелькают улыбки.
В конце зала Корчак подходит к Стефе, он хлопает изо всех сил.
– Вот бы всегда так стоять здесь и хлопать, Стефа. Только пусть пьеса будет другая, та, которую мы выберем сами.
* * *
Черняков опоздал и подходит к Корчаку, извиняясь и присоединяясь к аплодисментам.
– Жаль, что я пропустил, – тихо говорит он Корчаку, – но меня весь день осаждали. Все хотят знать одно и то же. Все спрашивают: правда ли это? Правда ли, что уже готовы поезда для депортации? Правда ли, что нас отправят на восток, в Россию?
– А нас и в самом деле отправят?
– Комиссар Ауэрсвальд уверяет меня, что нет. А не далее как вчера ко мне пришли два немца и сделали очень крупный заказ на сапоги. Ну разве стали бы они заказывать, если гетто собираются ликвидировать? Немцам остро не хватает рабочей силы. Без варшавских евреев им не обойтись, вот единственный вывод, который подсказывает здравый смысл.
– А вот наша молодежь уверена, что нацисты хотят ликвидировать гетто, и даже хуже.
– Да, они снова приходили ко мне. Ох уж эти молодежные движения со своими воинственными идеями. – Он бросает взгляд на Ицхака, который беседует с Мишей. – Вооруженное сопротивление было бы безумием. И навлекло бы беду на всех нас. Я, наоборот, стараюсь смягчить ситуацию, действовать тонко, как раз сейчас веду переговоры, чтобы освободить из тюрьмы побольше людей. Их можно устроить в трудовой лагерь, совсем недалеко, в Треблинке. Понимаешь, немцам нужны люди для работы, а что касается ликвидации целого гетто…
– Думаю, теперь все евреи стали частью гигантской военной машины Германии, – говорит Корчак. – Теперь мы не люди, а товар. Ни к чему позволять нам нежиться на пляжах, дремать или играть в бридж. Только обувь, одежда, инструменты, немного еды для работы – вот все, что нам полагается. Наши руки и ноги нужны лишь для того, чтобы немецкая машина работала.
Черняков печально кивает.
– Но как бы там ни было, о детях я позабочусь. Эти малыши увидят будущее. Для этого я сделаю все. А теперь у меня встреча с кинооператорами, которых прислали немцы. Они натащили в мой кабинет всякой всячины из синагоги – коврики, картины, свечу-менору, от которой весь мой стол залит воском. Они, видите ли, считают, что мой кабинет выглядит недостаточно еврейским. Им неинтересно снимать детские дома и бесплатные столовые. Они хотят снимать только богатых женщин рядом с голодными нищими. А теперь собираются устроить бал, чтобы показать, как мы здесь, в гетто, наслаждаемся жизнью. Нам приказали обеспечить это мероприятие провизией и найти женщин в длинных вечерних платьях, а я должен быть почетным гостем. Ну уж нет, участвовать в этом я не буду.
* * *
Позже, когда дети устраиваются спать, Корчак идет по проходам и останавливается у кровати Аронека.
Насупленный Аронек сидит, обхватив руками колени, и раскачивается из стороны в сторону.
