Инспектор кивнул.
— Доктор Дарби считает это самым вероятным. Мы получим результаты вскрытия сегодня позже.
Мы получим результаты вскрытия? Инспектор Хьюитт имеет в виду меня? Считает меня частью своей команды? Мне надо осторожно выбирать слова.
— Мои губы запечатаны, — сказала я. — Вот вам крест…
— Благодарю, Флавия, — решительно перебил он. — Простого обещания достаточно. Теперь иди побегай и дай мне разобраться с этим делом.
Иди побегай? Что за нахальство! Вопиющая дерзость!
Боюсь, я не сдержала грубое слово, рвущееся наружу.
Как я и подозревала, Фели все еще флиртовала с Дитером под дубами.
Отец стоял около входа в церковь с озадаченным выражением лица человека, пытающегося решить, следует ли ему броситься на помощь кому-то, неразумно вошедшему в клетку с тигром, но не может окончательно сообразить, кого из двух пленников надо спасать в первую очередь.
— Фели, — наконец окликнул он, — мы не должны задерживать миссис Мюллет.
В моем желудке тут же образовался комок. Сегодня воскресенье, день недели, когда нас насильно пичкают, словно страсбургских гусей, неудачными кулинарными экспериментами миссис Мюллет вроде фаршированной свиной печени, поданной на стол целиком и выданной за мнимую денбиширскую сладкую буханку.
— Отец, — сказала Фели, беря быка за рога, — я хочу познакомить тебя с Дитером Шранцем.
Отец, разумеется, как все остальные в Бишоп-Лейси, был в курсе, что по соседству работают немецкие военнопленные. Но до этого момента он никогда не попадал в ситуацию, когда приходится вести беседу с тем, кого дома, в гостиной Букшоу, он всегда именовал врагом.
Он протянул руку.
— Приятно познакомиться, сэр, — произнес Дитер, и я увидела, что отец захвачен врасплох идеальным английским Дитера. Но не успел он ответить, как Фели выстрелила во второй раз:
— Я пригласила Дитера на чай, — сказала она. — И он принял приглашение.
— Если вы не возражаете, сэр, — добавил Дитер.
Отец имел встревоженный вид. Он достал очки из кармана жилета и начал полировать их носовым платком. К счастью, тетушка Фелисити подоспела вовремя, чтобы вмешаться.
— Конечно, он не возражает, — сказала она. — Хэвиленд не из тех, кто может затаить зло, не так ли, Хэвви?
Словно во сне, отец оглянулся и заметил, ни к кому конкретно не обращаясь:
— Интересная погода.
Я тут же воспользовалась его секундным замешательством.
— Идите без меня, — заявила я. — Я просто хочу заглянуть посмотреть, как там Ниалла. И сразу же пойду домой.
Никто даже не пытался меня остановить.
Коттедж миссис Мюллет притулился в дальнем конце Сапожного переулка, узкой пыльной улочки, спускавшейся на юг от главной улицы и заканчивающейся ступеньками. Это было уютное местечко со штокрозами и рыжим котом, дремлющим на солнце. Ее муж Альф сидел на скамейке во дворе, вырезая свисток из ивы.
— Ну-ну, — сказал он, увидев меня у калитки, — чему мы обязаны столь поразительным великим удовольствием?
— Доброе утро, мистер Мюллет, — поздоровалась я, без усилий включая свои лучшие жеманные интонации. — Надеюсь, у вас все в порядке?
— Так себе… так себе, проблемы с пищеварением. То колотит, как кенгуру, либо горит, как Рим.
— Грустно это слышать, — сказала я на полном серьезе. Мы, де Люсы, не единственные жертвы кулинарного творчества миссис Мюллет.
— Вот, — произнес Альф, протягивая мне деревянный свисток. — Дунь в него. Посмотрим, как тебе это удастся.
Я взяла тонкий кусочек дерева и поднесла его к губам.
— Может, не стоит? — сказала я. — Не хочу разбудить Ниаллу.
— Ха! — ответил он. — Не бойся. Она ушла еще до солнца.
— Ушла?
Я изумилась. Куда она могла уйти?
— Куда? — спросила я.
— Одному богу известно. — Он пожал плечами. — Может, обратно на ферму «Голубятня», а может, и нет. Это все, что я знаю. Теперь давай-ка свистни.
Я дунула в свисток, издавший высокий резкий пронзительный звук.
— Великолепный звук, — сказала я, возвращая игрушку.
— Оставь себе, — ответил Альф. — Я сделал его для тебя. Думал, ты тут скоро объявишься.
— Потрясающе! — сказала я, потому что знала, этого от меня ожидают.
Возвращаясь в Букшоу, я размышляла, насколько похожа моя жизнь на жизни суетливых церковников из романов Энтони Троллопа, которые, казалось, проводили дни, снуя между монастырем и домом священника и между деревней и дворцом епископа, словно черные заводные жуки, носящиеся по зеленому лабиринту. Я познакомилась со «Смотрителем» во время одного из наших принудительных воскресных чтений и несколько недель спустя продолжила, пролистав по диагонали «Барсетширские башни».
Должна сознаться, что, поскольку в его произведениях не было героев моего возраста, мне не особенно понравился Троллоп. Большинство его ископаемых священников, например, откровенно вызывали у меня желание извергнуть наружу съеденные сосиски. Героиней, с которой я более всего отождествляла себя, была миссис Прауди, тираническая жена кроличьего епископа, знавшая, что она хочет и, большей частью, как это получить. Если бы миссис Прауди увлекалась ядами, она могла бы стать моей любимой героиней во всей литературе.
Хотя Троллоп точно не упоминал, у меня не было никаких сомнений, что миссис Прауди воспитывалась в доме с двумя старшими сестрами, обращавшимися с ней словно с грязью.
Почему Офелия и Дафна так меня презирают? Потому ли, что Харриет меня ненавидела, по их утверждениям? Действительно ли она, страдая от послеродовой депрессии, бросилась с горы в Тибете?
Короче говоря, вопрос заключался в следующем: это я ее убила?
Считает ли отец меня виновной в ее смерти?
Почему-то день утратил весь свой блеск, пока я угрюмо брела по тропинкам. Даже мысль об убийстве Руперта и его путаных последствиях мало подбадривала меня.
Я пару раз дунула в ивовый свисток, но он звучал, как кукушонок, выпавший из гнезда и горестно плачущий в поисках матери. Я сунула подарок на дно кармана и продолжила свой трудный путь.
Мне надо побыть одной — подумать.
Со стороны Малфордских ворот Букшоу всегда производит впечатление печали и заброшенности, как будто ему недостает жизненной силы. Но теперь, когда я шла под каштанами, что-то изменилось. Я сразу же уловила это. Несколько человек стояли на гравиевой площадке в переднем дворе, одним из них был отец, указывающий на крышу. Я бросилась бежать, я неслась по лужайке, как спринтер, выпятив грудь и работая кулаками, как поршнями.
