Времени не было. Ее жизнь в моих руках. Я чуть не запаниковала при этой мысли, но сдержалась.
Я внимательно осмотрелась, отмечая каждую деталь. Помимо свечи, фотографии Робина и его игрушечной лодочки, в комнате ничего не было.
Ну почти ничего. На стене висела древняя поилка для птиц — опрокинутый стеклянный шар с трубкой, который благодаря силе тяжести постоянно наполнял емкость, чтобы голуби могли окунать туда свои клювы. Судя по чистоте воды, похоже, Грейс наливала ее недавно.
Стеклянный кран давал возможность перекрыть подачу воды. Я закрутила его и осторожно вынула стеклянную емкость из пружинного держателя.
Грейс ужасно стонала на полу, по-видимому, больше не замечая моего присутствия.
Осторожно ступая, я передвинулась туда, откуда взлетел голубь. Аккуратно порывшись в соломе кончиками пальцев, я была быстро вознаграждена. Яйцо. Нет, два маленьких яйца!
Бережно положив их рядом с емкостью, я подняла лодочку. На ее крошечном киле был свинцовый балласт. Черт!
Я вбила игрушку клином между двумя кирпичами в подоконнике и изо всех сил дернула, потом опять. На третий раз балласт отломался.
Пользуясь острым краем киля как импровизированным карманным ножом, я высунулась из отверстия над широким уступом, который столетиями служил насестом.
Двор фермы подо мной пустовал. Нет смысла терять время криками о помощи.
Я терла уступ тонким килем, пока не собрала то, что мне нужно, затем брезгливо счистила это пальцем в емкость с водой.
Остался один шаг.
Хотя маленький размер яиц делал это довольно сложной задачей, я разбила их по очереди, как меня научила миссис Мюллет: сначала резкий удар по середине, затем, с помощью двух половинок скорлупы, словно подставок для яиц, переливать желток из одной половинки в другую и обратно, пока последняя капля белка не вытечет в подставленную емкость.
Подобрав стеклянную пробирку, я использовала ее вместо пестика, перемалывая, растирая и помешивая, пока у меня не получилось примерно с полчашки сероватой взвеси с легчайшим оттенком желтого.
Чтобы никто из нас не мог опрокинуть емкость — Грейс теперь слабо лягалась, и лицо ее побелело от нехватки кислорода, — я села позади нее, скрестив ноги, и положила ее голову себе на колени лицом вверх. Она была слишком слаба, чтобы сопротивляться.
Затем, зажав ее нос большим и указательным пальцами, я открыла ей рот, надеясь, что в приступе спазма она меня не укусит.
Она сразу же захлопнула челюсти. Это будет не так просто, как я думала.
Я сжала ее нос чуть сильнее. Теперь, если она захочет сделать вдох, ей придется открыть рот. Я ненавидела себя за то, что делаю с ней.
Она сопротивлялась, выкатив глаза, — затем ее рот распахнулся, и она всосала воздух и снова сжала челюсти.
Медленно и аккуратно я наклонилась и подняла полную до краев емкость в ожидании подходящего момента.
Это случилось раньше, чем я ожидала. Грейс широко открыла рот, снова судорожно втягивая воздух, я влила содержимое емкости ей в рот и захлопнула его, придерживая ладонью под подбородком. Пустая емкость со стуком упала на пол.
Но Грейс сопротивлялась, я видела. Какая-то ее часть так настроилась на смерть, что она удерживала жидкость во рту, отказываясь глотать.
Мизинцем правой руки я начала тыкать пальцем вдоль ее горла, словно морская птица, копающаяся в песке.
Должно быть, мы выглядели как греческие борцы: она с головой у меня в крепком захвате, и я, склонившаяся над ней, дрожа от напряженных физических усилий помешать ей выплюнуть тошнотворную смесь.
Перед тем как она обмякла, я услышала, что она проглотила. Она больше не сопротивлялась. Я осторожно приоткрыла ее рот. Если не считать слабого неприятного поблескивания, оставшегося от постороннего вещества, он был пуст.
Я подбежала к окну и высунулась как можно дальше на солнце.
Мое сердце упало. Во дворе все еще никого не было.
Затем вдруг я услышала, как тарахтит трактор, и через секунду в поле зрения появился серый «ферги», за рулем которого сидела Салли, а Дитер свесил длинные ноги с прицепа.
— Салли! Дитер! — завопила я.
Сначала они не поняли, откуда доносится мой голос. Они начали озадаченно осматривать двор.
— Наверху! Я в голубятне!
Я покопалась в кармане, выудила свисток Альфа и засвистела в него, как чокнутый полицейский.
Наконец они меня заметили. Салли помахала рукой.
— Грейс! — заорала я. — Она приняла яд! Позвоните доктору Дарби, пусть он немедленно приедет!
Дитер уже несся в дом, только что не взлетая, как его «мессершмит».
— И скажите ему, чтобы обязательно захватил амилнитрит и тиосульфат натрия! — крикнула я сквозь слезы. — Они ему понадобятся!
28
— Голубиный помет? — переспрашивал инспектор Хьюитт уже, наверное, в третий раз. — Ты хочешь сказать, что состряпала противоядие из голубиного помета?
Мы сидели в кабинете викария, пытаясь понять реакцию друг друга.
— Да, — ответила я. — У меня не было другого выхода. Голубиное гуано, полежавшее под солнечными лучами на улице, становится очень богатым на NaNO 3 — натриевую селитру, поэтому мне пришлось соскребать его с наружного насеста, вместо того чтобы воспользоваться более старым, что было в комнате. Натриевая селитра — противоядие при отравлении цианидом. Я воспользовалась белками голубиных яиц, чтобы сделать суспензию. Надеюсь, с ней будет все в порядке.
— С ней все хорошо, — сказал инспектор, — хотя мы рассматриваем вопрос, не обвинить ли тебя в ведении медицинской практики без лицензии.
Я внимательно разглядывала его лицо, чтобы понять, шутит ли он, однако не похоже.
— Но, — возразила я, — доктор Дарби сказал, что сам бы лучше не справился.
— Это мало о чем говорит, — сказал инспектор, отворачиваясь от меня и глядя в окно.
Я увидела, что победила.
Инспектор Хьюитт остановил меня на полпути в Букшоу и попросил объяснить мое присутствие на ферме «Голубятня».
Торопливо сфабрикованная история о том, что я пришла за яйцами для миссис Мюллет, собирающейся испечь ангельский торт,
[89]
вроде бы помогла мне соскочить с крючка. По крайней мере до этого момента.
