За столом Леонида было не узнать. Всегда сдержанный и немногословный, он целый вечер сыпал шутками и рассказывал забавные истории. Даша слушала его, тепло улыбалась и подливала чай. Когда она нечаянно коснулась его руки, он покраснел, смутился и чуть не опрокинул чашку.
Крепко вас зацепило батенька, радуясь за друга, подумал Андрей. А что, хорошая получилась бы пара…
– А ты знаешь, кого я сегодня видел? – прервал его размышления Леонид.
– Кого?
– Марину.
– Она что, в городе?
– Уже месяц. Вернулась сразу после развода. А ты не знал?
– Что же ты сразу не сказал? – Андрей отложил салфетку. – Извините, Дарья Илларионовна, Леонид, я должен срочно покинуть вас.
– Андрей, постой! – пытался остановить его Леонид. – Дарья Илларионовна, как же так?
– Успокойтесь, Леонид Николаевич, если наш Андрей Иннокентьевич что решил – его не остановить. Надеюсь, вы никуда не спешите?
– Что вы, Дарья Илларионовна, как можно?
– Тогда будем пить чай, а вы мне расскажите о Марине, из-за которой мы только что потеряли господина Лопатина.
Через час Андрей стоял у дверей квартиры Марины.
Пронзительно затрещал звонок, оповещая хозяйку о гостях.
– Минуту, – послышался голос за дверью. – Ты?
Все заготовленные слова вылетели из его головы.
– Я. Пустишь?
– Входи.
Он переступил порог и огляделся: всё было по-прежнему. Та же обстановка, те же портьеры, даже абажур над столом в столовой.
– Это – тебе, – спохватился он, передавая букет цветов.
– Розы? Не забыл мои любимые цветы?
– Не забыл.
Она хотела ещё что-то сказать, но он решительно шагнул вперёд и закрыл её рот поцелуем.
Она уронила букет, встала на цыпочки и обхватила его шею руками. В этом поцелуе были и страсть, и раскаяние, и ответы на все незаданные, да уже и ненужные вопросы.
Он подхватил её на руки и понёс в спальню.
Она пыталась что-то сказать.
– Потом, всё потом, – шептал он, горячо целуя её и освобождая от непослушного платья.
Вслед полетели его сабля, мундир и рубаха.
– Чулки.
Она потянулась к поясу.
Гора пышных подушек, освобождая место, разлетелась по комнате.
Его нетерпеливая ладонь прошлась по её смуглой груди с предательски набухшими сосками. Ненасытные губы, поочерёдно целуя, накрыли их. Она откинула голову и тихо застонала. А его рука уже устремилась вниз. Туда, где, пылая огнем и истекая соком, нетерпеливо томилось её сокровище. Ладонь накрыла черный мысок вьющихся волос, пальцы нырнули внутрь. Она вздрогнула и подалась навстречу. Горячая волна ударила в голову и покатилась через грудь, по животу, ниже, пока не коснулась набухшего от возбуждения лона. Она томно застонала и потянула его к себе.
– Иди ко мне…
Окружающий мир потерял для них значение, остались только он и она. Подчиняясь великому первобытному чувству, накрывшему их с головой, они растворились друг в друге, став единым, стонущим, кричащим, рычащим целым. Одновременный взрыв эмоций и общий стон стали кульминацией.
Ещё несколько минут они лежали среди смятых простыней, не в силах произнести хоть слово. Он провёл рукой по её бедру, спине, остановился возле лопаток и потянулся к её плечу губами. Она прижалась к нему и затихла.
– Я ждала тебя, а ты все не шёл.
– Я тоже скучал, – тихо ответил он и прижал её к себе.
На масленицу он уговорил её ехать кататься. В двух километрах от моря, в распадке, местный купец затеял масленичные гуляния: залили горки, поставили столбы с призами и соорудили чучело Зимы.
День выдался солнечным и морозным. На всём обозримом пространстве толкался народ, рвали меха тальянки, пели песни и водили хороводы румяные молодицы и удалые молодцы. С ледяных горок под громкий хохот скатывались поезда саней с гроздьями смеющейся молодёжи, и всюду продавали блины: блины с маслом, блины со сметаной, блины с мёдом и вареньем, блины, блины, блины… Тут же торговали петушками на палочке, наливали сбитень и горячий чай, а любителям – и что покрепче. Всё гудело весельем.
Они выбрались из саней и окунулись в водоворот народного гулянья. Выпили по кружке горячего сбитня, съели по блину с мёдом и угодили под снежное сражение, устроенное десятилетней мелочью. Холодный снежок попал Андрею в лицо – он рассмеялся, слепил такой же и включился в баталию.
Марина храбро бросилась ему на помощь, но коварные мальчишки закидали их снежками и, радостно празднуя победу, унеслись искать новую жертву.
– Варнаки, – ухмыльнулся Андрей, отряхивая от снега разгорячённую потешным сражением спутницу.
Хулигански улыбнувшись, он, как бы невзначай, сунул ей за шиворот щепоть снега. Она взвизгнула, влепила снежок в его довольную физиономию и бросилась наутёк.
– Ах, ты ж! – вытер лицо Андрей и бросился за обидчицей.
Она радостно хохотала и отбивалась.
Потом они катались с горки и участвовали в массовом хороводе вокруг чучела Зимы. День пролетел весело и незаметно. Собрались возвращаться.
Когда уселись в сани, она взяла его под руку и прижалась к плечу.
– Боже, как хорошо.
– Не замёрзла? – участливо спросил он.
– Нет.
– А почему щёки белые? Давай-ка потрём их варежкой.
Она подставила ему примороженные щёки и закрыла глаза. Он не удержался и поцеловал её. Сначала в щеку, потом в носик, потом в покрытые инеем ресницы, потом в тёплые, сладкие от мёда губы…
– Что ты делаешь? – прошептала она.
– Отогреваю тебя. А что, не нужно?
– Ещё как нужно.
И, обхватив его за шею, прильнула губами к губам…
Глава 7
В дверь гостиничного номера постучали.
– Входите, – крикнул Андрей, вынимая пистолет.
На пороге нарисовался портье.
– Господин поручик, на ваше имя пришла срочная телеграмма.
– Мне? Срочная? От кого?
– Не могу знать, ваше благородие.
– Сейчас спущусь.
Андрей закрыл за собой дверь и потянулся за мундиром.
Гостиница «Европейская» считалась «с претензией», поэтому поощряла такие новшества, как собственный телеграфный аппарат.
Андрей спустился на первый этаж и прошёл за услужливым портье в специально оборудованную комнату.
– Поручик Лопатин, – представился он телеграфисту.
– Один момент, господин офицер, – солидно кивнул телеграфист и достал папку с корреспонденцией, – извольте.
