Он присел на крайний ящик и задумался:
– Что же делать? Сдать арсенал жандармерии? Но пока те раскачаются, бандиты расползутся по лесным норам, и ищи свищи их потом. И как я объясню, каким образом получил информацию? Искал Ли Гуя? С какой целью? А жандармерия? Даже если бандитов арестуют, их будут обязаны передать китайской стороне. И совсем не факт, что там их посадят или казнят. Эта парочка откупится. Судя по арсеналу, покровители у них не простые. А может, грохнуть их тут всех скопом? Взрывчатки хватит за глаза. Нет! Заниматься самосудом нельзя! Какими бы уродами Ли Гуй и Чо ни были, судить их нужно по закону. Иначе чем я от них буду отличаться? Нужно идти к полковнику Смирнову…
Ранним утром, узкие улочки Миллионки наводнили полицейские и казаки. Из здания ресторана господина Чо мимо толпы зевак выводили связанных бандитов. Последними вывели Ли Гуя и владельца заведения. Арестованных давно увезли, а с чердака ресторана ещё долго спускали и грузили в грузовые автомобили многочисленные ящики и мешки. Хлопнула дверь последнего грузовика, и любопытная толпа стала расходиться.
Вскоре все забыли об утреннем происшествии и занялись привычными делами…
Глава 15
Амур уже полностью очистился ото льда, и к набережной Благовещенска стали съезжаться подводы с семьями казаков и крестьян. Тут уже клубились многочисленные искатели приключений.
Золотая лихорадка охватила Приамурье, привлекая к себе несметное количество авантюристов всех национальностей, проб и мастей. Среди народной толчеи крутились вербовщики, зазывая охотников для работы на рыболовецких тонях и золотых приисках.
Колёсные пароходы и две коммерческие баржи не могли вместить всех желающих, и местному линейному батальону отдали распоряжение готовить перевозку людей на плотах.
Шли приготовления к сплаву очередной волны переселенцев
[44] до Хабаровска и дальше в Николаевск-на-Амуре
[45]. У берега раскачивались огромные плоты, связанные из вековых сосен. Десятки добровольцев заносили на них вещи переселенцев, солдаты расставляли их на плоту и крепили прочными верёвками. Тут же ладили шалаши для женщин и детей. Загруженный плот отгонялся в затон, а на его место тут же ставили другой.
Погрузка шла медленно. Жгло полуденное солнце. Мужики и казаки, оставив межклассовые распри, дружно помогали солдатам, а бабы с детворой сидели в стороне и пели тоскливые песни. Тут же толкались местные зеваки. Ещё бы, какое-никакое развлечение.
После полудня закончили погрузку последнего плота. Тронулись…
Вот и Николаевск. Богатый купеческий город, Клондайк для золотоискателей и рай для рыбаков.
Плоты ткнулись в песчаный берег, заскрипели, застонали и встали.
Три недели просидев на плоту без дела, Санька Волчок решил не дожидаться начала выгрузки, поднял над головой котомку с вещами и прыгнул в жёлтую амурскую воду.
Поселенцы прибыли под самый Юрьев день
[46]. Этот праздник всегда отмечался народными гуляниями: бабы и молодые девки водили хороводы, а мужики шатались по лугу, боролись, пели песни. Старатели местного золотопромышленника Елисеева тоже не работали.
В связи с праздником сын хозяина Степан затеял кулачные бои. В качестве приза выкатил бочку пива. Кряжистые, бородатые рыбаки шли стеной на жилистых старателей. Бились крепко. Над ватагами стоял стон.
Стёпка не выдержал, сбросил добротный сюртук и кинулся в свалку. Ему изрядно доставалось. Из глаз сыпались искры, земля под ногами шла кругом, но и он не отставал. Наклонив вперёд бычью шею, крушил рыбаков тяжёлыми кулачищами. На пригорке в коляске сидел его отец Иван Степанович. После ловких и крепких ударов сына он довольно крякал и утирал пот с красного лица. На лугу тут и там валялись поверженные рыбаки.
Глядя на Стёпкину работу, он не стерпел, похвастался:
– Вот оно что значит Елисеевская порода! Гляди-ка!
Рыбаки дрогнули и побежали. Стёпка догонял их и, смачно прикладываясь, колотил.
На поляне появился босой мокрый парень с дорожной котомкой и парой сапог на плече. Высокий, широкоплечий, загоревший. На молодом лице золотилась бородка. Путник с интересом таращился на гуляние.
Разгорячённый дракой Стёпка налетел на парня и начал задирать:
– Кто таков? Как звать?
– Санька Волчок, – простодушно улыбнулся парень.
– Ишь ты! Волчок? А ну держись!
Стёпка стиснул кулаки и кинулся на парня. Тот ловко увернулся и сбросил с плеча поклажу:
– Ты чего?
Стёпка не успел опомниться, как парень двинул ему кулаком в бок. Задира задохнулся.
– Ты чего? – продолжал спрашивать Волчок и жёстко бил Степашку по рёбрам. Тот тяжело охал, пытался увернуться, но тут же получал крепкий удар то с одной, то с другой стороны.
Старший Елисеев вылез из коляски и азартно подбадривал новичка:
– Так его! Бей! Под жабры! Добавь в сусала! Ай молодец!
Волчок подхватил Стёпку под пояс и, ловко перебросив через себя, приложил о землю. Стёпка крякнул и беззлобно засмеялся:
– Ну и крепок ты, бродяга. Пусти!
Волчок отпустил задиру. Стёпка поднялся:
– Спасибо, друже, за науку! Впервые меня так угостили! Айда ко мне на гостьбище!
– Поехали, – пожал плечами Волчок.
Саньку усадили в коляску и увезли в усадьбу Елисеевых. Там проводили в дом и, дав обмыться, усадили за стол. Степан по-хозяйски оглядел парня:
– Откель бредёшь, куда?
По волосам, стриженным под горшок, он догадывался, что гость из таёжных староверов. Высокий, стройный, лёгкий в движениях, в широких плечах и жилистых руках чувствовалась недюжинная сила – хорош.
Волчка сытно накормили. Выпили по чарке, ещё по одной… Захмелели.
За угощением Степан крикнул Саньке:
– Будь братом, целуй мою жёнку!
– Ты чего, – зарделся Волчок.
Дунька, жена Степана, повернулась боком и отметила пронзительно-синие глаза гостя.
– Вот чёрт пьяный! – она не знала, злиться на мужа или радоваться случаю.
