Голова шла кругом. С одной стороны, предложение было заманчивым, но с другой… В армейских кругах служба в жандармерии считалась делом постыдным, если не сказать позорным. Породистые офицеры считали для себя оскорбительным даже пожатие руки жандарму, не говоря уже о службе.
Промаявшись в сомнениях весь день, Ивантеев решился спросить совета у командира роты.
Старый рубака ротмистр Мозгалёв, получивший в балканскую компанию наградную саблю, считался среди юнкеров непререкаемым авторитетом. Выслушав Сергея, он задумчиво покрутил ус:
– Ну, что вам посоветовать, юнкер? Давай без обиняков! Парень ты толковый, и характер есть. Думаю, что ты сможешь стать честным служакой. Не буду скрывать, не люблю жандармерию. Всех этих мозгогрызов, политических сыскарей, но ведь они тоже нужны Государю. А служить Государю и Отечеству – это почётный долг каждого. Другой разговор, как служить? Тут много от самого человека зависит. Я в кавалергардии таких подлецов повидал – не приведи господь, казалось бы, цвет русской армии, а…
Выходит, юнкер, не место красит человека, а человек – место. Не помню, кто это сказал, но сказано очень верно. А ты, я в этом уверен, и в жандармском корпусе останешься порядочным человеком…
Так Сергей попал на службу в третье отделение сыскной политической полиции Министерства внутренних дел Российской империи.
Сначала была учёба при московском управлении жандармерии, после несколько лет службы в Петербурге под началом тогда ещё штабс-капитана Смирнова. Это время как раз пришлось на расследование и поимку бомбистов, организовавших покушение на монаршую особу. Потом участвовал в расследовании терактов, которые организовали народовольцы. Был перехват баржи с контрабандным оружием, отправленной марксистами из Швеции в Грузию, борьба с бомбистами, боевиками социал-демократами, эсерами, национал-радикалами и прочей сволочью. И за всем этим почти всегда торчали уши иностранных разведок.
Общаясь с известными столичными мастерами политического сыска, Сергей набрался бесценного опыта хорошего сыскаря и грамотного аналитика. Поэтому, когда полковнику Смирнову предложили генеральскую должность начальника управления жандармерии по Приамурскому краю, он не забыл способного сослуживца и позвал его с собой.
Ивантеева сразу назначили начальником жандармского управления Уссурийска-Никольского, самого неспокойного места в крае. По территории, подконтрольной Ивантееву, проходил трафик контрабанды из России в Китай и наоборот. А в последнее время и пути массовой миграции хищников от золотого промысла: приисковиков, спиртоносов, контрабандистов и преступников всех мастей.
Несмотря на то что Ивантеев имел рабочий кабинет в заштатном Уссурийске, ему приходилось быть в курсе ситуации на всей прилегающей к границе территории от Владивостока до Благовещенска. А причиной тому послужило следующее…
Несколько лет назад на территории Китая, недалеко от станицы Игнашевская, появилась самопровозглашённая республика золотодобытчиков «Желтуга», или, как они себя сами называли, «Амурская Калифорния».
Случайно найденная местным орочёном россыпь самородков породила волну золотой лихорадки. Место, где нашли золото, находилось в безлюдной тайге, на берегу речки Желтуга. Жажда наживы и отсутствие контроля со стороны властей влекли туда всякую вольницу. Тут были и обычные приисковые рабочие, и каторжане, и ссыльные, и авантюристы.
Ежедневно на прииске появлялось от ста до ста пятидесяти человек. Если в первые месяцы по всей речке насчитывалось не более ста двадцати диких старателей, то уже через полгода их число перевалило за пятнадцать тысяч.
Кого тут только не было: русские, китайцы, корейцы, орочёны, евреи, немцы, французы, поляки, американцы, а также разные сибирские инородцы.
Работа на прииске не отличалась от каторжного труда, а смертность била все рекорды. От тифа и цинги умирали десятками. Но жажда быстрого обогащения тянула в Желтугу новых искателей приключений и охотников за удачей.
Жили в деревянных бараках без окон, а спали на сколоченных из тёса нарах. Здесь же хранился личный инструмент и инвентарь, здесь же болели и умирали.
Условия жизни диктовали суровые законы, одними из которых был запрет на женщин и алкоголь. А раз появился запрет на продажу спиртного, появились и спиртоносы. Они тайно носили на прииски дешёвую китайскую водку. На месте её безбожно разбавляли водой, добавляли табак и кетон
[63], и уже готовое пойло продавали за баснословные деньги.
Купить хороший участок удавалось далеко не всем, и поэтому большинство старателей работало на кого-то. Золото доставалось тяжело, и отдавать его хозяину полностью не хотелось. Его утаивали и прятали в лесу, чтобы достать при возвращении домой. Но с приисков мало кто возвращался живым.
Как только становилась известна информация о возвращении старателей с прииска, на них устраивалась охота. Охотились все: и русские, и орочёны, и китайские хунхузы. Если же старателю везло и ему удавалось добраться живым до Игнашевской, то там его поджидали другие соблазны. После тяжёлого труда, отсутствия женщин и перенесённых лишений, счастливчик уходил в загул.
Он пропивал и прогуливал всё, что заработал за сезон, а утром с пустыми карманами, раздетый, разутый и никому не нужный валялся в придорожной канаве.
Разгул грабежей и убийств захлестнул Желтугу. Чтобы хоть как-то обезопасить себя, люди стали сбиваться в артели по десять – пятнадцать человек, но это мало помогало. Чашу людского терпения переполнило зверское убийство повара одной из каторжанской артели.
Собрали общий сход и решили установить в Желтуге закон. Для его исполнения избрали президента республики, бывшего телеграфиста из Владивостока, Карла Фоссе. Ему назначили жалование в четыреста рублей и дали в помощники десять выбранных обществом старост, с жалованием по двести рублей каждому.
Кандидатура Фоссе оказалась идеальной. Он был энергичным, беспринципным, а главное, беспощадным. Именно за последнее его особенно ценила буйная вольница Желтуги.
После избрания президента Желтугу переименовали в Амурскую Калифорнию, а всю её территорию разделили на пять участков, которые, подражая Америке, назвали штатами. За каждым штатом закрепили по два старосты. Их наделили полномочиями судить и наказывать за мелкие проступки. Эти наказания предусматривали до ста ударов кнутом, а все более тяжкие преступления рассматривал уже президент. Тяжкими преступлениями считались: убийство, воровство, мужеложство, половая связь с животными, подделка золотого песка, ношение оружия в пьяном виде, выстрелы в пределах посёлка без уважительных причин.
За все эти преступления полагалось наказание в виде пятисот ударов терновником – так назывался бич, начинённый гвоздями. С убийцами поступали по принципу Талиона, то есть «око за око» – виновного казнили тем же способом, каким была убита жертва.
В центре посёлка организовали площадь, названную «Орлово поле», на котором собирался общий сход жителей республики и проводились экзекуции.
