– И это будет справедливо, – поддержал Ван Хэда генерал.
– Именно, – подтвердил мастер и добавил: – А ещë пусть напишет красивую благодарственную бумагу и отправит её в Цицикар, где сообщит губернатору провинции о неоценимой помощи, оказанной городу Кайчи нашим отрядом.
– А поскольку ты, Ан Ди, и твои казаки приданы нашему отряду, то это тоже должно быть отмечено в благодарности. Это укрепит авторитет нашего отряда у руководства провинции, а тебя наверняка отметят какой-нибудь цацкой здесь и достойной наградой там, – хитро улыбнувшись, добавил Лю Даньцзы.
– Почему нет? – поддержал его Хэда. – Нам с Лю побрякушки от этой сучки Ци Си
[56] не нужны, а тебе не помешают.
– Ну вы и наглецы! – восхитился Андрей.
– Что есть, то есть, – важно согласился генерал.
– А с пленными бандитами что будем делать? – спросил Андрей.
– А что с ними делать? – пожал плечами Лю Даньцзы. – Кто докажет свою невиновность – отпустим. Остальных – в расход.
– Тогда у меня есть специальная просьба.
– Говори.
– Я о банде российских уголовников.
– А что с ними? – спросил генерал.
– А то. Они иностранцы, и местный суд может отказаться их судить. Придëтся их тащить в Цицикар, откуда их должны будут депортировать в Российскую империю.
– Не обязательно! – не согласился Хэда. – Эти отморозки, хоть и подданные Российской империи, но совершили преступления на территории Китая и против граждан Китая. Формально мы можем кончить их на месте, как вооружëнную банду, взятую на месте преступления. Так что никто никого в Цицикар возить не собирается. Или у тебя есть другое предложение?
– Да нет! Я как раз об этом. По каждому из этих уродов виселица давно плачет. Почти все из них либо убийцы, либо насильники, либо маньяки.
– Не надо нас агитировать! Скажи просто, чего ты хочешь.
– А если просто, я бы их, как в Древней Руси, на кол посадил бы, а того маньяка, что у парня ремни из спины резал, и вовсе колесовал бы.
– На кол, говоришь? – задумался генерал. – Практиковали мы такую казнь. Еë к нам ещë монголы завезли. Так казнят «за особые заслуги», а насчëт колесования – в Китае до сих пор это достаточно распространённая казнь и часто применяется при подавлении бунтов и восстаний. Для устрашения и экономии времени пойманных преступников привязывают прямо к колесу телеги, и всë, что торчит выше колеса, – рубят топором, а что осталось, даже живое, бросают в сточную канаву.
– А что значит – торчит выше колеса? – заинтересовался Андрей.
– Ну, люди ведь по росту разные, бывают и высокими, и низкорослыми. У высоких обычно над колесом торчат не только руки, но и голова, а иногда и плечи. У малоросликов, наоборот, голова оказывается ниже колеса, тогда ему рубят только торчащие за край обода руки. Правда, после такой казни они тоже долго не живут. А у вас как?
– Сейчас у нас таких казней нет, а в старину бывало, – ответил Андрей. – На Лобном месте горизонтально устанавливали большое колесо. На него сверху укладывали преступника и ломиком ломали руки и ноги в местах их касания с колесом. Ну, а потом уж как суд решит: или голову с плеч, или на кол.
– А что, мне нравится, – кровожадно оскалился генерал. – Покажем нашим врагам, чтó их ждëт за нападение на людей генерала Лю Даньцзы. Напомним обычаи предков. И чем страшнее будет казнь, тем быстрее у всех отпадëт охота связываться с нами.
– А чтобы были соблюдены все формальности и нас не обвинили в неоправданной жестокости и превышении полномочий, казнь им пусть назначит суд, – подсказал Ван Хэда.
– А что? – воодушевился генерал. – В этом что-то есть! – И с пафосом добавил: – Преступников настигла карающая рука правосудия!
Глава 43
Кайчи гудел. Вот уже несколько дней на всех углах обсуждались немыслимые зверства, учинëнные уголовниками. Рассказы очевидцев обрастали невероятными слухами и подробностями. Шептались, что жертв даже не десятки, а сотни. И численность банды, по тем же слухам, уже перевалила за «тыщу».
Подогревая интерес народа, фудутун не разрешил хоронить погибших, а распорядился положить их в ледник. Всë это только добавляло масла в огонь сплетен. Особо любопытные крутились на городской площади, где землекопы зачем-то выкопали три десятка ям. К этим ямам навозили битого камня и земли. В центре площади установили широкий сучковатый чурбак высотой чуть выше полуметра и закрепили на его торце огромное тележное колесо. Плотники достраивали высокий помост, где на самом верху установили пять кресел, а чуть ниже – несколько рядов стульев.
– Видимо, для суда и главы города, – шептались в народе.
Недалеко от помоста каменщики зачем-то сложили печь с топкой, поддувалом и колосником, размером под казан или большой котелок. Рядом с печью вкопали деревянную колоду с широким металлическим хомутом, к которому крепились три железных кольца. Всем было понятно, что идут приготовления к публичной экзекуции, но при этом терялись в догадках, какая именно казнь ждëт бандитов.
И вот наступил день суда. Рано утром на печь водрузили большой чугунный ковш на длинной рукояти и разожгли топку. Сырой уголь долго не хотел разгораться, но всё-таки занялся. И ровный синий огонь заплясал на чëрных боках каменного угля. Толстостенный ковш стал медленно нагреваться.
К девяти часам утра подвезли три десятка ошкуренных, заострëнных с одной стороны брëвен, толщиной сантиметров десять-пятнадцать, и уложили их по одному возле каждой из выкопанных ям. К десяти часам отряд местной полиции выставил оцепление, а ещë через полчаса появились бойцы генерала Лю Даньцзы и организовали второе кольцо.
– Скоро начнут, – зашептались в толпе.
Отчаянно и тревожно зазвенело вывешенное на площади било, оповещая горожан о начале суда. И многочисленная толпа, ещë с утра заполнявшая площадь, стала быстро расти. Вездесущие, шустрые пацаны облепили крышу городской управы и, как стайка беспокойных воробьëв, шпыняли друг друга, стараясь устроиться поудобнее. Сердитые лохматые тучи, висевшие над городом несколько последних дней, отогнало за горизонт. И ярко-синее безоблачное небо радостно раскинулось над уставшим от слякоти городом.
Пацаны на крыше тянули тощие шеи, стараясь первыми увидеть появление судейских телег. Железная кровля управы стала нагреваться на солнце, припекая беспокойной шантрапе тощие зады.
Послышался грохот множества колëс, и на площадь выкатилось два десятка прикрытых рогожей телег. Они миновали оцепление и выстроились в ряд, оставив между собой широкие проходы.
Возницы откинули рогожу, и собравшимся на площади людям открылось ужасное зрелище. В телегах лежали замученные бандитами горожане. Разорванная одежда, страшные рубленые раны, обезображенные побоями и пытками лица. Исходящий от траурных телег приторно-сладковатый запах тлена добавлял к и без того невыносимо отвратительной картине ощущение чего-то неправильного и ужасного. Среди трупов взрослых были и детские. И теперь они, будто осуждая живых, невидящими глазами смотрели в синее осеннее небо.
