Эван взял деревянный меч и щит – их сделал дедушка, когда Эвану было шесть. Прямо посередине щита красовалась украшенная геральдическими символами первая буква его имени – «Э». Мальчик, приплясывая, принялся размахивать мечом, сражаясь с воображаемым драконом, который почему-то начал до ужаса напоминать брата.
Дракон Ксавье! Принц-воин Эван! Принцы-воины всегда побеждают.
Принц-воин: 1, 116, 437.
Дракон: 0.
Наконец Эван устал. Он затолкал доспехи под кровать к остальному барахлу, которое никак не мог удосужиться убрать, и пошел в ванную чистить зубы. Он слышал, как внизу хлопнула дверь. Ксавье вернулся с баскетбола. Эван быстро закончил свои дела в ванной, вернулся в комнату, плотно закрыл дверь и надел пижаму. По крайней мере им больше не приходится делить одну спальню, как в городской квартире.
Мальчик забрался в кровать с книжкой и фонариком, чтобы почитать под одеялом. Он слышал, как брат возится в ванной, а потом готовится ко сну. «Отмой зубную пасту с раковины», – подумал Эван. Ксавье никогда этого не делал. Мерзко.
Он ждал, что Ксавье заглянет к нему в комнату, чтобы подразнить брата пропущенным баскетболом, боязнью прыгать с пирса… да чем угодно. Кажется, у Ксавье всегда находилась причина, чтобы ввалиться без спроса и мучить его. Но ничего подобного не произошло. Эван ощутил что-то вроде разочарования. Может, Ксавье даже и не думает о нем, потому и не пришел позадираться.
Когда наконец дверь отворилась, в комнату вошла мама. Эван быстро погасил фонарик и спрятал книгу под одеяло.
– Тебе лучше? – спросила она, садясь на кровать.
Мама сунула руку под одеяло и вытащила книжку и фонарик. Она положила их рядом с подушкой Эвана. Мама вовсе не злилась. Просто хотела, чтобы он знал, что она знает. И всегда знала.
«У нее точно глаза на затылке», – подумал Эван.
Мама ждала ответа на свой вопрос, а Эван был не в настроении для разговоров по душам. Он отвернулся, натянул одеяло до подбородка и услышал, как она вздыхает:
– Эван, я знаю, что ты зол на брата, но вместо драк тебе нужно найти какой-то другой способ с этим справляться. Ваши стычки должны прекратиться.
– Что такое «стычка»?
– Это как битва, только короче. Эван, ты ведь понимаешь, что я говорю?
Эван не ответил. Он хотел было отвернуться к стене, но мама взяла его за плечо и развернула обратно, принуждая посмотреть на нее.
– Ну, понимаю. Я… попытаюсь, – вдруг проговорил Эван. – Больше никаких стачек.
– Стычек.
– Ага.
– Хорошо, – мама улыбнулась, поцеловала его в лоб и встала, чтобы уйти.
– Мам? – Эван откинул одеяло.
Мама обернулась к нему:
– Что, дорогой?
– Думаешь, я когда-нибудь побываю в… настоящей битве?
Мама слегка приоткрыла рот и обежала взглядом комнату, словно толком не знала, что ответить. Затем она вроде как улыбнулась:
– О да, малыш. Ты уже в ней.
– Уже?
Эван настороженно поднялся в постели, и мама снова подошла и села рядом:
– Ты и Ксавье…
– Я говорю не о… тычках или о чем-то таком. А о настоящей битве. С мечами и всяким прочим.
– А эта битва и есть настоящая, Эван. Есть коварный злобный враг, с которым ты всегда сражаешься – даже сейчас.
– Ксавье?
– Нет, это не Ксавье.
– А кто тогда?
– Кто-то, кто хочет оставаться в тени, чтобы ты вообще забыл о его существовании. Он сделает все, что сумеет, лишь бы ты чувствовал, что никогда не победишь.
– А я смогу? В смысле победить…
Мама ненадолго задумалась над этим.
– Будет нелегко, – сказала она в результате. – Но просто запомни, Эван: неважно, как тебя будет атаковать этот враг, – у тебя всегда уже есть все, что нужно для победы. Так что ты не должен бояться. Капиш?
[8]
Она имела в виду «понимаешь?». У мамы имелась в запасе куча странных слов для обозначения самых разных вещей.
– Капиш, – согласился Эван, хотя вовсе не был уверен, что действительно понимает. – Но вот насчет этого врага…
– Мы еще поговорим завтра, – сказала мама, подмигивая. – Сладких снов, Эван, любовь моя.
После того как мама еще раз поцеловала Эвана на ночь (она любила все эти сладенькие поцелуйчики), мальчик лег и снова натянул одеяло до подбородка. Размышления о настоящих битвах отчасти пугали, хоть мама и сказала, что он не должен бояться. Он выглянул в окно и увидел серебристую луну, которая проглядывала меж ветвей большого старого дуба. Луна была здоровущая – больше, чем он когда-либо видел. Полная. Эван принялся представлять себя в сверкающих доспехах, принцем-воином на белом коне, который скачет по туманной долине к огромному замку на вершине высокой горы. Эван подумал было подняться, достать свои карандаши и нарисовать это. Луну, деревья, гору, принца Эвана и белого жеребца. Он зевнул. Может, завтра.
Глаза Эвана закрылись…
– Вставай!
Эван резко подскочил на постели, и книга с фонариком со стуком упали на пол.
– Что?
Он потер глаза, высматривая говорящего. Это, вообще, человеческий голос? Уверенности не было. Комнату затопила темнота. Вокруг мальчика двигались жутковатые тени от веток деревьев, качавшихся в свете полной луны.
– Быстрее!
Да, голос мягкий, шепчущий и в то же время громкий – он заполнял голову Эвана.
– Идем!
Через комнату метнулась тень. Не от ветки, а вроде живого существа. Енот? Кошка? Нет, для кошки великовато. А для человека – наоборот. Тень прыгнула на подоконник. В лунном свете Эвану удалось различить какое-то летящее одеяние вроде мантии. Пурпурной мантии. Тенистое создание повернулось, открывая взгляду светящийся символ на спине, – Эван бессознательно распахнул и тут же захлопнул рот.
Символ был тот же, что на обложке его книги. Книги об Агоратосе.
«Кто ты?» – хотел спросить Эван.
Но из его рта не вылетело ни звука. Он вообще не открыл его. Просто смотрел. Голова создания крутилась из стороны в сторону, но Эван не мог различить лица под капюшоном – словно на самом деле его и не было.
– Скорей! Пока не стало поздно!
– Поздно… – Эван сумел-таки заговорить, но каждому слову, кажется, требовалась целая вечность, чтобы сорваться с губ: – Поздно для… чего?
