Телефон самой Стеллы найден не был. В Сети он не появлялся, и предполагалось, что убийца избавился от него. Недостатком ума человек в черном определенно не страдал, и рассчитывать на то, что он оставит телефон себе, а тем более рискнет быть выслеженным и включит, не приходилось.
— Как думаешь, что чувствовал ее бойфренд, посмотрев это? — Гвюдлёйгюр так и стоял у стола, позабыв о своем предложении сходить за кофе.
— Его это потрясло. Парень в шоке.
Молодой человек ехал к кинотеатру, когда на его телефон начали поступать снэпы. Он посмотрел их, стоя на светофоре, и сперва подумал, что это дурная шутка. Потом стал думать, что, возможно, девушка изменяла ему и теперь просит прощения. Правда, так и не понял, почему это было сделано столь странным образом, в туалете.
Ко времени получения последнего снэпа стало ясно, что это не шутка и не извинение за измену. Но вместо того чтобы вызвать копов, парень примчался к кинотеатру, выскочил из машины и принялся колотить в двери. Согласно составленной временной шкале, к этому моменту преступник уже покинул здание через боковой пожарный выход. Бросившись наконец искать другой вход, юноша увидел открытую стеклянную дверь и кровавый след и сразу же позвонил в полицию.
Гвюдлёйгюр отвернулся и уставился в окно с видом на серое небо, нависшее над столь же серым городом. Густой снегопад, обрушившийся на Рейкьявик накануне вечером, сменился грязно-бурой кашицей под колесами машин. Столкнувшись с этой депрессивной картиной, Гвюдлёйгюр снова повернулся к напарнику.
— Что она могла ему сделать? Чем заслужила такое?
— Ничем, — бесстрастно ответил Хюльдар. — Такое ничем оправдать нельзя. Ей было всего шестнадцать. Сейчас наша задача — понять мотив. И чем раньше мы начнем копаться в ее жизни, тем скорее, по всей вероятности, обнаружим его.
Им поручили проверку биографии погибшей. Задание, может быть, не самое увлекательное, но куда как предпочтительнее присутствия при разговоре с родителями погибшей девушки. Заметив, как они пересекают офис, направляясь к крохотной приемной, Хюльдар поспешно опустил глаза. И не только он. Мать прижимала к груди лэптоп дочери, словно щит от возможных потрясений.
Теперь лэптоп стоял на столе Хюльдара, ожидая, пока детектив займется его содержимым. На фоне стандартного черного оборудования полицейского участка он выделялся белым цветом и яркими наклейками в виде бабочек. Гаджет девушки-подростка, едва вышедшей из детства.
Разговор с родителями наверняка был душераздирающим. Поскольку Стеллу еще не нашли, они лелеяли слабую надежду, что она вдруг появится, живая — вопреки всему, что им сказали. Одна из самых неприятных для Эртлы задач заключалась в том, чтобы донести беспощадный в своей простоте факт: их дочь почти наверняка мертва.
Взгляд Хюльдара устремился к ее офису, офису, который когда-то занимал он сам, хотя ни единой секунды не жалел, что освободил его. Родители Стеллы уже ушли. Эртла стояла у стеклянной стены, сложив руки на груди, и весь ее вид выражал ту же бескомпромиссную решимость, что и ранее, в оперативной комнате. В какой-то миг их взгляды встретились — и сразу же разбежались.
Гвюдлёйгюр ничего не заметил. Он тоже выглядел озабоченным, хотя и по другой причине. В конце концов молодой детектив тяжело вздохнул и продемонстрировал наконец признаки готовности сходить за кофе. Но сначала задал вопрос, ответа на который явно не ждал:
— На кой черт он забрал с собой тело? Как ни стараюсь, придумать объяснение не могу.
В этом он был не одинок.
Глава 3
— Что ты знаешь о девочках-тинейджерах?
Ни «здравствуй», ни «привет», ни «доброе утро», ни даже «как дела?». Не представился. Не то чтобы в этом была какая-то надобность. Хотя Фрейя не видела и не слышала Хюльдара несколько месяцев, голос его узнала быстро. Слишком быстро. И это ей не понравилось. Она никогда не получала неожиданных, как гром с небес, звонков от тех, с кем хотела бы поговорить.
— Добрый день, — холодно сказала она — и сразу же пожалела, что ответила. Можно было изменить голос, притвориться кем-то другим, сказать, что Фрейи нет в стране и не будет весь следующий месяц… Что бы там ни хотел Хюльдар, это могло означать только одно: большие неприятности и потрепанные чувства.
— О… Привет. Извини. Это Хюльдар. — Он помедлил, оставив паузу для ответа, и, не дождавшись реакции, добавил: — Я тут подумал, не согласишься ли ты помочь мне. У нас дело, связанное с девочкой-тинейджером, и я хотел попросить у тебя совета.
Фрейя мгновенно сообразила, о чем речь, и невольно почувствовала себя заинтригованной. Первоначальное намерение закончить разговор как можно скорее позабылось. Начиная с ланча, со всех сторон поступали новости о вчерашнем зверском нападении на девушку и ее исчезновении из кинотеатра. Полиция, как обычно, не разглашала подробностей, так что главными источниками информации стали подруги и одноклассники жертвы, получившие на свои телефоны сообщения с видеозаписью нападения.
Описания содержимого отличались намеренной неопределенностью, но умевшие читать между строк поняли, что видео не для слабонервных. Те подростки, у которых удалось получить интервью, пребывали в состоянии шока. Как и прочая публика, Фрейя с нетерпением ждала дополнительных сведений, движимая не болезненным желанием насладиться омерзительными деталями, а беспокойством за судьбу девушки и озабоченностью мотивом преступника.
Конечно, было бы безнадежной наивностью думать, что постичь этот самый мотив и в самом деле возможно, поскольку ничто не способно ни объяснить, ни оправдать такую жестокость.
— Это связано как-то с нападением на девушку в кинотеатре?
— Да. — Было слышно, как на другом конце трубки перевели дух. — Не мне тебе говорить, насколько важно найти ее и схватить нападавшего. Ты не могла бы заглянуть сегодня в участок? Желательно поскорее.
Как бы ни хотелось ей этого, согласиться вот так сразу Фрейя не могла: грязный кухонный столик был завален учебниками и устлан листками со свидетельствами неудачных попыток решения математических задач, представить которые следовало в среду. Задолго до телефонного звонка она столкнулась с неопровержимым фактом, сводящимся к тому, что независимо от числа попыток результат будет одним и тем же: беспорядочное нагромождение чисел и символов, отказывающихся соотноситься друг с другом.
Решение подработать в Доме ребенка и записаться на бизнес-курсы в университете обернулось чудовищной ошибкой. Учеба не помогла ни излечиться от экзистенциального кризиса, ни улучшить жизнь. Скорее, стало только хуже.
— У меня сегодня выходной.
— Знаю. Я позвонил сначала в Комитет защиты детей, спросил, можно ли одолжить тебя, а они перенаправили меня в Дом ребенка. Директор сказала, что ты дома, но посоветовала в любом случае позвонить. И еще сказала, что выходной ты можешь взять позднее.
— В самом деле? — Фрейя даже расстроилась. Ее просьба перевести ее на неполную ставку не нашла большой поддержки у руководства. Вплоть до самого последнего времени оно, вместо того чтобы пойти навстречу, всячески препятствовало ей в координации работы и учебы. — Она так сказала?
