Хотя сам Вседержитель в последнее время редко давал о себе знать…
Как и большинство высокопоставленных ангелов, Узиил устал от своей работы. Устал наставлять человечество, которое не желало и не ценило помощь ангелов. После долгих столетий войн, чумы, тирании, греха Апокалипсис представлялся им чем-то вроде избавления.
Раньше ему казалось, что двадцатый век с его ужасными войнами, с геноцидом в разных точках земного шара – наихудшее из всех времен. Но потом наступил двадцать первый век. Безумцы убивали друг друга тысячами, и тоже повсюду, и Узиил понял, что лучше уже не будет. Так что, когда Захария предложил ему план, как положить конец жизни на Земле (чем быстрее, тем лучше), Узиил был готов и сразу согласился.
Единственное, что ему не нравилось в этом плане, – то, что придется обманывать собратьев-ангелов. Особенно когда понадобилось извлечь из небытия Дорагона Кокоро. Ангелы были уверены, что это будет просто освобождение пленного духа, после чего он превратится в мощное оружие в руках люциферова воинства.
Но лишь немногие понимали, насколько силен будет проклятый самурай, оказавшись не в тех руках. При столь хрупком равновесии сил его роль может стать решающей. Захария это знал и убедил Узиила заключить с ним союз.
Когда прозвучал сигнал к наступлению, никто из ангелов не посмел ослушаться. Да и с какой стати? У их лидера была твердо выстроенная система подчинения, и возражения тут не одобрялись. Все знали, что любое сомнение будет считаться изменой. И в памяти всех был жив пример Кастиила.
И Уриила.
И Люцифера.
Ангелы играли с огнем. Участие Рамиила оказалось величайшей удачей, потому что Узиил никогда бы не узнал Камень Гигина. Увы, сам Рамиил заплатил за это огромную цену, но, благодаря Узиилу, Иофиилу и Садафиилу, погибли и шестеро из семи демонов. Ускользнуть удалось только одному.
А еще жертва, принесенная Рамиилом, подтвердила очень важную истину – то, о чем Узиил догадывался уже давно.
Отец бросил их. Они остались одни.
Он махнул рукой, и нож исчез. Отныне у него уже никогда не появится двойника.
Затем Узиил забрал брошь. Он доставит ее в Кордову, где хранятся остальные три камня. Рамиил наверняка одобрил бы это решение.
Оставив трупы на попечение живых людей – теперь это их дело, не ангельское, – Узиил вернулся в комнату 105, где его ожидали уцелевшие ангелы.
И война продолжилась.
Глава 25
Маркус Уоллес умирал.
Инфаркт настиг его внезапно. Ну, так они и случаются внезапно – самые непредсказуемые из убийц. Маркуса всегда смешили сообщения о «внезапном сердечном приступе». Как будто бывают другие.
Он сидел у себя в кабинете и раскладывал бумаги, когда заболела левая рука. Затем стало трудно дышать, навалилась усталость, он почувствовал слабость во всех членах, начались судороги.
Он не помнил, как оказался на полу.
В кабинет вбежала новая секретарша, чье имя он никак не мог запомнить, и, вскрикнув от страха, схватила телефонную трубку и набрала 911.
Потом у него, видно, начались галлюцинации: ему показалось, что секретарша склонилась над ним и злобно улыбнулась.
Он очнулся в реанимационной палате медицинского центра «Алта Бейтс Саммит» на Эшби-авеню. Вокруг стояли врач и пятеро медсестер, твердивших, как ему повезло, что он остался в живых.
С тех пор как его приняли в штат Беркли, университетской медицинской страховки было более чем достаточно, чтобы оплатить пребывание в четырехместной палате, где сейчас были заняты только три койки.
Вокруг него круглосуточно суетились сестры, измеряли давление, брали анализы, меняли капельницу, переворачивали, чтобы не было пролежней. Но на вопросы Маркуса они не отвечали, отделываясь банальностями вроде тех, что он услышал, очнувшись в реанимации.
Маркусу скоро должно было исполниться семьдесят лет, и он уже давно привык, что доктора – народ неразговорчивый. Вечные «это только профилактика», «не хотелось бы делать поспешных выводов» и «пока трудно сказать»…
В конце концов появился врач. У него была знакомая азиатская внешность, короткая стрижка, пухлые щеки.
– Привет, мистер Уоллес, я доктор…
– Такаши Ивамура.
Доктор улыбнулся и потянулся за медицинской картой, висевшей в ногах кровати.
– А я-то надеялся, профессор, что вы меня не запомнили.
Маркус засмеялся, и это тут же отозвалось острой болью в груди.
– Да нет, я… ох!
Улыбка исчезла с лица Ивамуры.
– Осторожнее, профессор!
Маркус отмахнулся.
– Да нет, все в порядке, просто не смог удержаться от смеха, – сказал он, отдышавшись. – Рад видеть вас, Хаш! Сколько времени прошло с тех пор, как вы чуть не ушли с моего семинара по фольклору. Вас все еще зовут Хашем?
Ивамура снова улыбнулся.
– Да, несмотря на все мои протесты.
– Что ж, пока мое сердце в ваших руках, буду называть вас «доктор Ивамура».
– Можете называть меня Хашем, профессор. Что же касается вашего сердца…
– Вот-вот. – Маркус разгладил простыню, которой он был закрыт от груди до ног. – Что скажете? И прошу без всех этих ваших профессиональных штучек. Говорите только правду, договорились? Предпочитаю иметь дело с доктором Хаусом, а не с доктором Уэлби
[29].
Ивамура пожал плечами и положил на место медицинскую карту.
– Что ж, как скажете. У вас был инфаркт миокарда, и попали вы к нам, находясь буквально на волосок от смерти. – Он помолчал. – Тут мне следовало бы заверить вас, что все будет хорошо, что существуют самые разные способы лечения, медикаменты, режим питания и все такое прочее. Но вы ведь хотели, чтобы я говорил прямо, вот я и скажу прямо. Вы не в ладах со своим сердцем. Это как если бы вы поссорились со своей женой, или подругой, или другом, да с кем угодно – можно дарить цветы, можно рассыпаться в извинениях, но нет никаких гарантий, что вас не прогонят взашей.
Маркус ненадолго задумался.
– Иными словами, я могу принимать лекарства, от которых меня тошнит, есть то, чего терпеть не могу, и все равно через полгода дам дуба?
Ивамура кивнул.
– Но если будете соблюдать режим, ваши шансы значительно повышаются.
– Прекрасно. – Маркус глубоко вздохнул. – Ладно, Хаш, спасибо за откровенность.
Ивамура положил ему руку на плечо и мягко проговорил:
– Вам нужно отдохнуть, профессор. В конце концов, кто вместо вас будет терроризировать студентов?
– Я терроризирую только тех студентов, – улыбнулся Маркус, – которым не интересен мой предмет. Уверен, что профессора в медицинском колледже относились к вам намного терпеливее.
