Спустя двадцать минут они прибыли на кладбище.
* * *
Полиция штата выставила кордоны у главных ворот, сдерживая натиск репортеров и зевак, которых набралось не меньше сотни. Некоторые держали в руках самодельные плакаты: «Мальчик с кладбища, мы тебя любим!» и «Вернись домой, Тоби!». Проехав сквозь толпу, Дин высунул руку из окна, помахал жетоном ФБР, и полицейский с лицом служаки, давно уставшего от своих обязанностей, разрешил им проехать.
Сэм его понимал. Кругом творился полный бардак.
Кладбище раскинулось на месте бывших болот, поросших мхом, и было усеяно древними серыми надгробиями, многие из которых покосились или вовсе упали, постепенно уходя в мягкую землю. С множества каменных плит имена покойников бесследно исчезли, оставив лишь гладкий мрамор, не хранивший никаких воспоминаний.
Дин остановил «Импалу» под высоким дубом, и они с Сэмом вылезли из машины – оба в нескладных костюмах, прилипающих к телу в такую жару. Они направились к патрульным машинам, возле которых толпились полицейские в синей форме.
– Итак, – начал Дин, – этот мальчик с кладбища…
– Тоби Гэмбл, – подсказал Сэм.
– Четыре дня назад он исчез из дома.
– Верно.
– Никто ничего не видел.
– Насколько мне известно, да.
– И вот, вчера утром…
Они остановились перед склепом, около которого топтались несколько копов, мирно попивая кофе и разглядывая пляшущие красновато-коричневые буквы, выведенные прямо на камне явно детской рукой.
ПАМАГИТЕ
– Парнишка, похоже, не силен в правописании, – заметил Дин.
– Ему всего пять лет.
– Вероятно, его учили дома.
– Прямо как нас… – Сэм заглянул в бумаги, которые распечатал заранее. – Мать подтвердила, что это его почерк.
– А кровь?
– Образец все еще в лаборатории.
– Это все, что у нас есть?
– Это и кое-что еще, – сказал Сэм.
Он указал рукой на холм. Дин окинул взглядом надгробия, тянувшиеся вдоль западной границы кладбища.
– Ух ты!
На каменных плитах – десятках из них – растекались все те же детские кривые каракули.
ПАМАГИТЕ ПАМАГИТЕ
ПАМАГИТЕ ПАМАГИТЕ ПАМАГИТЕ
Дин кивнул.
– По крайней мере, он последователен.
– Мать говорит, что вечером накануне исчезновения сына она слышала голоса в его комнате.
– И что за голоса?
– Можем спросить. – Сэм повернулся и указал на блондинку, стоявшую рядом с полицейскими. Ей было лет двадцать с небольшим, но выглядела она измученной и осунувшейся, и казалось, что ей едва ли не вдвое больше. Легко было представить себе, как субботним вечером она сбивается с ног, обслуживая столики в баре, носится с подносами, полными пустых бутылок, отбивается от пьяных клиентов, а из музыкального автомата орет очередной хит месяца.
Подойдя ближе, Сэм увидел, что она комкает в руках, прижимая к груди, какую-то застиранную голубую тряпку. Он не сразу понял, что это детская футболка.
– Я просто хочу, чтобы он вернулся, – твердила она срывающимся голосом. – Я просто хочу, чтобы мой мальчик вернулся…
– Мэм? – Дин шагнул к ней.
Она резко вскинула голову, и Дин увидел ее испуганное и заплаканное лицо. Коп, с которым она беседовала, настороженно оглядел братьев.
– Да?
– Я агент Таунс, а это – агент Ван Зандт
[40], мы из ФБР. Не возражаете, если мы зададим несколько вопросов о вашем сыне?
– Я уже все рассказала полиции.
– Это займет всего минуту.
– Я не… Извините… Просто не знаю, смогу ли я…
– Голоса, которые вы слышали в комнате сына, – настойчиво продолжал Дин, – что они говорили?
– Это были… слова на каком-то непонятном языке. А потом они все время повторяли его имя. Поначалу… – Ее светло-голубые глаза снова наполнились слезами. – …Я просто подумала, что это телевизор. Потом услышала, как он закричал. Я ворвалась в комнату, но его уже не было.
Она покачала головой, окидывая кладбище взглядом, и крепче прижала к груди футболку.
– Когда я услышала обо всем этом, то подумала…
Пронзительный крик вдруг донесся со стороны кладбища. Сэм и Дин разом обернулись.
Между надгробиями медленно шел негр, держа на руках маленького мальчика. Вся верхняя часть тела ребенка была заляпана чем-то алым, а сам он извивался, словно пытаясь освободиться из цепкой хватки.
– Эй, ты! – рявкнул один из копов. – Стой! Сейчас же брось мальчишку! – Он выхватил пистолет и прицелился в мужчину.
Сэм сурово сдвинул брови.
– Так это…
– Руфус? – удивился Дин. – Какого черта…
Дин и Сэм шагнули навстречу собрату-охотнику. Полицейский опустил пистолет. Он явно был удивлен, что они знают этого измазанного кровью типа.
Руфус Тернер остановился, выпустил мальчика, и тот бросился к матери.
– Все в порядке, – сказал Руфус, оглядывая свою куртку, тоже залитую чем-то красным. – За исключением того, что я весь обляпался этим чертовым сиропом «Каро»
[41].
– «Каро»?
– Он припрятал целую бутылку там, за деревьями.
Мальчик заговорил, тихо, но вполне отчетливо.
– Мамочка, я больше не хочу играть в эту игру, – сказал он, обнимая мать. Судя по выражению ее лица, ей хотелось как можно скорее убраться отсюда. – Я хочу есть, и у меня в животе что-то крутится.
Внезапно его стошнило.
– Молодец, – пробормотал Дин, бросая взгляд на Руфуса. – Я и не знал, что ты уже идешь по следу.
Руфус пожал плечами.
– Я был по соседству, направлялся в Мишнс-Ридж. Решил, остановлюсь тут, посмотрю, что к чему. Теперь моя последняя чистая рубашка выглядит так, будто кому-то в ней делали операцию на открытом сердце.
– Сэр, у нас есть несколько вопросов, – вмешался один из детективов в штатском. – Не могли бы вы проехать с нами?
– Вы оплатите мой счет за химчистку? – спросил Руфус.
Сэм взглянул на него.
– А что за дело в Мишнс-Ридж?
– Стрельба во время исторической реконструкции сражения между южанами и северянами. – Руфус понизил голос. – Погибли двое гражданских.
