Она чуть не ахнула от изумления и постаралась что-нибудь прочесть в его лице. О ней он не думает.
— Интересно, какие у него доказательства. Мне не ясно, как он может доказать, что мы тогда были вместе. Вообще-то мы вели себя достаточно осторожно. И старик Гу-джоу, я уверен, не мог нас выдать. Даже если Уолтер видел, как мы входили в лавку, — ну и что? Почему бы нам вместе не поинтересоваться антикварными вещицами?
Он словно рассуждал сам с собой.
— Предъявить обвинение легко, а вот доказать — чертовски трудно; это тебе всякий юрист подтвердит. Наше дело — все отрицать, а если он пригрозит подать в суд — черт с ним, будем бороться.
— Я не могу судиться, Чарли.
— Это еще почему? Очень может быть, что и придется. Видит Бог, скандала я не жажду, но не можем же мы сдаться без боя.
— А зачем нам защищаться?
— Ну и вопрос! Во-первых, дело это касается не только тебя, но и меня. Тебе-то, мне кажется, бояться нечего. С твоим мужем мы уж как-нибудь договоримся. Важно только решить, как половчее за это взяться.
Ему словно пришла в голову какая-то забавная мысль — он повернулся к Китти со своей неотразимой улыбкой и сменил резкий, деловой тон на заискивающий.
— Бедняжка моя, нелегко тебе пришлось, я понимаю. — Он потянулся через стол и сжал ее руку. — Попались мы с тобой, но как-нибудь выкрутимся, мне это… — Он осекся, и Китти показалось, что он чуть не сказал, что ему не впервой выкручиваться из таких передряг. — Главное — не терять голову. Ты же знаешь, я тебя не подведу.
— Я не боюсь. Пусть делает что хочет.
Он еще улыбался, но теперь уже чуть наигранно.
— В крайнем случае придется мне покаяться губернатору. Он меня отчитает по первое число, но он добрый малый, и к тому же человек светский. Он это как-нибудь уладит. Ему публичный скандал тоже не пошел бы на пользу.
— А что он может сделать? — спросила Китти.
— Оказать нажим на Уолтера. Попробует сыграть на его самолюбии, а если не выйдет, тогда на его чувстве долга — это уж дело верное.
Китти приуныла. Ну как Чарли не понимает, до чего это все серьезно! Его легкомысленный тон совсем неуместен. Напрасно она пришла к нему на службу. Здешняя обстановка подавляет ее. Куда легче было бы все ему объяснить, если б они сидели обнявшись.
— Не знаешь ты Уолтера, — сказала она.
— Зато знаю, что купить можно каждого.
Она любила Чарли всем сердцем, но его ответ обескуражил ее: как мог такой умный человек сболтнуть такую глупость?
— Ты, наверно, не понимаешь, до чего Уолтер рассержен. Ты не видел, какое у него было лицо, какие глаза.
Он ответил не сразу, только поглядел на нее с легкой усмешкой. Она поняла, о чем он думает. Уолтер — бактериолог, положение его подчиненное; едва ли у него хватит наглости пойти наперекор высокому начальству.
— Не обольщайся, Чарли, — сказала она очень серьезно. — Если Уолтер решил подать в суд, слова на него не подействуют, ни твои, ни чьи бы то ни было.
Лицо его снова помрачнело.
— Он уж не хочет ли сделать меня соответчиком?
— Сначала хотел, но я его отговорила, он согласился, чтобы я сама подала на развод.
— Ну, тогда это не так страшно. — В его глазах она снова прочла облегчение. — Это, по-моему, превосходный выход. Что же и остается мужчине, если он порядочный человек.
— Но он ставит условие.
Он посмотрел на нее вопросительно, как бы что-то соображая.
— Я, конечно, не богач, но все, что могу, сделаю.
Китти промолчала. Чарли сегодня говорит совсем непохоже на себя. И от этого ей особенно трудно. Она-то думала, что выложит ему все сразу, спрятав пылающее лицо у него на груди!
— Он согласен, чтобы я развелась с ним, если твоя жена разведется с тобой.
— Это все?
Китти выговорила, запинаясь:
— Ужасно трудно это сказать, Чарли, это звучит так страшно… и если ты пообещаешь жениться на мне не позже чем через неделю после того, как судебные решения войдут в силу.
25
Он ответил не сразу. Снова ласково сжал ее руку.
— Вот что, девочка. Как бы ни обернулось дело, Дороти мы не должны в это впутывать.
Она изумилась:
— Но я не понимаю. Как же так?
— Ну, знаешь ли, в этой жизни нельзя думать только о себе. При прочих равных условиях я бы завтра же на тебе женился. Но это исключено. Я знаю Дороти: ничто не заставит ее развестись со мной.
Китти почувствовала, что ее охватывает ужас. Она опять заплакала. Он встал, подсел к ней, обнял.
— Мужайся, девочка. Нельзя терять голову.
— Я думала, ты меня любишь…
— Конечно, люблю, — произнес он нежно. — Неужели ты в этом сомневаешься?
— Если она с тобой не разведется, Уолтер сделает тебя соответчиком.
Он выдержал заметную паузу, прежде чем ответить. Голос его звучал холодно.
— Это, конечно, означало бы конец моей карьеры, но боюсь, что и тебе бы не помогло. Если дойдет до крайности, я во всем признаюсь Дороти. Для нее это будет страшный удар, большое горе, но она простит меня. — Новая мысль пришла ему в голову. — Пожалуй, самое лучшее — рассказать ей все теперь же. Если она встретится с твоим мужем, то, возможно, сумеет уговорить его держать язык за зубами.
— Проще говоря, ты не хочешь, чтобы она с тобой развелась?
— Я и о сыновьях должен подумать, разве не так? И конечно, мне не хочется доставлять ей страдания. Мы всегда с нею ладили. Она, знаешь ли, жена, каких мало.
— Зачем же ты говорил мне, что она для тебя ничто?
— Я этого не говорил. Я говорил, что не влюблен в нее. Мы уже давно не спим вместе, разве что в исключительных случаях, на Рождество, например, или накануне ее отъезда в Англию, или в день возвращения. Для нее это вообще не так уж важно. Но мы всегда оставались друзьями. Могу тебе прямо сказать — никто даже представления не имеет о том, как всецело я на нее полагаюсь.
— В таком случае не лучше ли было оставить меня в покое?
Странно, что она может говорить так спокойно, когда сердце сжимается от ужаса.
— Такой прелестной женщины, как ты, я не встречал уже много лет. Я безумно тобой увлекся. За это ты едва ли можешь меня осуждать.
— И между прочим, ты говорил, что не подведешь меня.
— О Господи, да я и не собираюсь тебя подводить. Мы влипли в пренеприятную историю, и я сделаю все, что в моих силах, чтоб тебя вызволить.
— Все, кроме того, что только и было бы логично и естественно.
Он встал и пересел в свое кресло.
