— Может быть, убийство и есть ответ. — Она распахнула дверь во всю ширь, и там, внутри, на продавленной кровати номера Джоджо увидел девушку.
— Черт возьми, а ты еще кто? — рыкнул он.
— Да будет тебе, Джоджо, — протянула недовольно лежащая.
Конечно, никакая то была не Марджи Шеннон, он понял это сразу; но осознание того, что перед ним Сара, заставило Джоджо примерзнуть к месту. Сары там быть никак не могло: его самая большая ошибка в жизни мертва.
— И сними свои чертовы башмаки, пока уличной грязью мне тут не натоптал. Я весь день убила, намывая чужие дома, не хватало еще, чтоб и в своем пришлось…
— Сара, — хрипло прошептал он.
— Даже не думай спорить со мной, Джоджо Уокер, — продолжила она, подмигнув ему понимающе. — Если хочешь покомандовать женщиной, ступай к жене, а в этом вот доме я за главную, не забывай.
Суровая и напряженная мина не задержалась на ее лице. Никогда не задерживалась. Морщины на лбу разгладились, и улыбка, самая искренняя и простодушная из всех, что он когда-либо видел, — рассказала правду о том, что Сара чувствовала.
— Боже, — тихо сказал он.
— Чего ты стоишь с таким видом, будто тебя в прорубь окунули? — спросила она и рассмеялась легонько. — Я ведь шучу. Ты же знаешь.
Уход Сары из его жизни сделал воспоминания о ней богаче, красивее, и, рассуждая здраво, именно это Джоджо переживал сейчас: красочное воспоминание о некогда живом человеке. Вот только люди не взаимодействуют со своими воспоминаниями столь плотно. Воспоминания — выход на тот случай, когда мосты сожжены, неважно — собственноручно или кем-то другим; на тот случай, если связь навсегда прервалась. Джоджо шмыгнул носом и потер подбородок, возвращаясь рывком к реальности происходящего.
— Вот дерьмо, — простонал он. — Мое лицо…
— Да, волчонок, тебе не помешало бы побриться. — Она встала с кровати, разгладила на ночнушке складки, пригладила ладонями свои черные, точно крылья ворона, локоны. Она всегда старательно расчесывалась гребенкой; Джоджо говорил, что она выглядела бы куда более дерзко и неформально, если бы побрилась налысо.
— Пойдем, — сказала она, указывая на него пальцем и направляясь к двери, которой еще минуту назад не было. — Намылим тебя, начистим…
Он сделал шаг вперед и замер. Сара игриво наклонила голову и фыркнула от смеха, на мгновение прикрыв глаза. Джоджо обернулся посмотреть на медсестру, которая стояла у него за спиной как телохранитель.
— Но почему? — спросил он.
— Иди к ней, дурак, — сказала медсестра, даже без привычной угрозы в голосе. — Ты ведь до сих пор ее любишь, так чего ждешь?
— Но ведь это… это всё…
— Ненастоящее, хочешь сказать?
— Да.
— А какая разница?
— Я любил ее.
— Я знаю. Иди и люби дальше.
Сара открыла дверь пошире и театрально положила руку на свое округлое бедро.
— Так ты идешь или мне волочь тебя на буксире?
Медсестра вернулась к двери и вышла в коридор.
— Иди, — повторила она и покинула комнату.
— Иду, — эхом откликнулся Джоджо. Почему-то именно сейчас он вспомнил, как звали эту женщину-змею: Минерва.
— Поставь воду греться, а я пока схожу за бритвой, — сказала Сара.
Он последовал за ней в ванную комнату, чувствуя смутную вину за то, что смотрел, как покачиваются ее ягодицы под прозрачной тканью ночной рубашки. И все равно отвести взгляд не мог.
— Иногда мне кажется, что мы с тобой — два самых лихих мошенника в Литчфилде, — беспечно заметила Сара, роясь в аптечке.
Джоджо повернул вентиль крана, нависшего над ванной, что покоилась на ножках в виде львиных лап.
— Почему же?
— Я — цветная женщина, что хотела бы иметь волосы белой, а ты — белый мужик, так богатый на волосы, что с радостью обрился бы налысо, точно цветной. — Она рассмеялась снова — звонко, задорно.
На это Джоджо ответил:
— Просто все мы хотим вписаться в общество и не ловить на себе взгляды, какими обычно помои удостаивают. Не так много и нужно, если подумать, — правда?
— Ну да, но почему все связано с волосами? У меня, к примеру, они слишком кудрявые, а у тебя их чересчур много. У кого-то — рыжие, седые, ломкие или вообще не растут. Бог ты мой, да оставались бы мы все лысыми, как при рождении, — мир был бы намно-о-ого лучше.
— И в войне тогда все винили бы Гитлеровы усы?
— А почему бы и нет? Его дурацкие маленькие усики и большую лысину Черчилля.
Джоджо разразился громким смехом, и Сара присоединилась к нему.
— Ей-богу, женщина, — сказал Джоджо, переведя дыхание, — ты сегодня в ударе. — Он коснулся водяной струи, бьющей из крана, и та обожгла его.
— Уж такова я, — ответила Сара.
Она расстегнула молнию на кожаном чехле бритвенного набора и достала кисточку с опасной бритвой. Мыло и ножницы она уже достала и положила рядом с ванной. Села рядом с ним на край ванны и стала расстегивать его рубашку. Густые каштановые волосы тут же начали топорщиться во все стороны.
— Но почему? — спросил он. — Откуда весь задор?
— Потому что мы так давно не виделись, ты, большой волосатый копуша.
Пока она стягивала с него рубашку, Джоджо пытался понять, что значат эти ее слова. Ведь они никогда не расставались надолго. С первой встречи до самой ее смерти.
Сара нежно взяла его за подбородок одной рукой, а другой стала подрезать волосы на лице ножницами. Коричневые комки планировали ему на колени. Кран ревел у него за спиной — ну точь-в-точь Ниагарский водопад.
— Как… много времени прошло?
— Пресвятые небеса, ты и впрямь копуша, Джоджо Уокер.
— Прости, я…
Клац-клац, повторяли ножницы.
— Да не извиняйся. А сейчас не шевелись.
Клац-клац-клац.
Она наклонилась к нему поближе, аккуратно обходя крылья носа и глаза.
— Как долго, Сара? — прошептал он.
— Ужасно долго, лапочка.
— Не хочешь ли ты сказать, что с тех самых пор, как…
— Совершенно верно. — Клацанье ножниц увеличило темп, и на лбу Джоджо появились горизонтальные борозды. — С тех пор, как твоя жена убила меня.
По ушам хлестанул выстрел, и с глухим тошнотворным стуком в дюйме над левым глазом Сары появилась глубокая красно-черная впадина. Джоджо вздрогнул, застигнутый врасплох, — острые кончики ножниц вонзились в кожу под линией волос, которую Сара пыталась для него сформировать.
— Чего ты дернулся? Посмотри, что я наделала, — пожаловалась она, бросив на него взгляд разочарованной в чаде матушки. Кровь сочилась из дыры в ее голове, стекая на тонкую бровь.