— Куда бы ты пошла, если бы была богом?
— Хе. В церковь?
Он кивнул. Теодора моргнула, снова прикоснулась к глубоким царапинам на лице и двинулась назад — туда, откуда они пришли. Джоджо нагнал ее, и они отправились через темный лес вместе, прошагав до самой границы между чащей и полем. Цирк куда-то исчез, и ночь стала безмолвной, черной. Церковь маячила в отдалении, одинокая и темная, на пригорке. Они вышли из-за деревьев и остановились, глядя на нее.
Теодора закашлялась, сдерживая рыдания.
— Марджи… — пробормотала она.
Джоджо положил руку ей на плечо.
— Да, — просто сказал он.
И они продолжили путь, направившись вверх по склону к церкви.
Глава 26
«Дворец» пылал.
Пламя трещало и бесновалось. Крыша рухнула вместе с частью стены, и экран стал виден с улицы. Правда, зрителей все равно не было — все тротуары пустовали, здания стояли темные. Огонь еще не добрался до них, но пламя распространялось, перескакивая с крыши на крышу и пожирая эти, по большей части старые и иссушенные, декорации.
Гибель центральной улицы города решительно некому было оплакивать. Закусочная «Звездочет» уже превратилась в дымящуюся груду дерева, кирпича, металла и стекла. За считаные минуты не стало скобяной лавки Арнольда Така — весь сгруженный в ней хлам порядочно насытил продвигающееся вперед огненное Инферно. Аптека Финна горела около часа, не спеша, а потом взорвался ее отопительный котел, раскидав горящую шрапнель по сторонам. Та в свою очередь воспламенила почти все, на что попала. Даже деревья горели — а вокруг Литчфилда их росло в избытке.
К тому времени, когда ненасытный огонь достиг отеля «Литчфилд-Вэлли», из него давно ушел последний постоялец. В передвижном шоу Зазывалы Дэвиса не осталось ни одного человека, а весь персонал был либо мертв, либо занят своими делами. Мало кто остановился в отеле, в основном коммивояжеры и гуляки, но и они сгорели, точно утренний туман на солнце, прежде чем пламя приблизилось к отелю. Если бы кто-нибудь видел, как они исчезали, сказал бы, что их там, скорее всего, никогда не было.
А засвидетельствовать их уход было некому.
В Литчфилде остались только настоящие местные жители — те, кто проживал в нем с самого начала, или те, что родились уже здесь. Почти все они спали дома, в своих кроватях, вдалеке от разгулявшегося пожара. Кто-то был мертв. Рассел Кевинью, Филлис Гейтс, Финн, Джейк и Хершал, продавец ботинок, — трупы, завалившие главную улицу, — все сгорели, придавленные обломками зданий или пожранные пламенем по ходу дикого триумфального шествия. Арнольд Так тоже сгорел в своей кладовке, а официантка Нетти Увертюр замерзла насмерть в морозильнике «Звездочета» еще до того, как сгорела закусочная.
Когда экран «Дворца» слетел с опор и рухнул на сиденья, его жесткий каркас пробил череп Эрни Рича, и шериф растянулся на полу. Все это время он пребывал в затуманенном состоянии, гадая, что заставило его войти в кинотеатр уже после того, как он его поджег. Из дыры в голове сочилась кровь, ладони прикипели к горячему липкому полу. Ему пришло на ум, что ребята, работавшие на Раса Кевинью, никогда хорошенько не убирались в этом местечке, и это была последняя связная мысль, мелькнувшая в голове шерифа, прежде чем он сгорел заживо, придавленный экраном с алюминиевым напылением, на котором за все эти годы посмотрел десятки фильмов.
Одним из последних заведений в центре Литчфилда, которое было сожжено, оказалась заправочная станция Уэйда Макмэхона. Чарльз вернулся туда после того, как спалил таверну Эрла, что было чертовски приятно, учитывая, что Эрл никогда не позволял Чарльзу туда заходить из-за цвета кожи, само собой. Вернувшись на заправку, он обнаружил, что у него остался один факел, облитый бензином и оставленный на обочине. Чарльз поднял его и огляделся в поисках чего-нибудь, что еще можно сжечь. На его губах заиграла улыбка; несмотря на то, что было поставлено на карту, он прекрасно проводил время. И когда понял, что единственное место, оставшееся ему, — гордость и радость Макмэхона и что больше не понадобятся факелы, улыбка стала еще шире.
Они были так великолепны, эти танцующие языки пламени. Окружили его со всех сторон, подпрыгивая все выше и выше, как дервиши. Только выброшенный на берег островок заправочной станции оставался неподвижным и неосвещенным. Поэтому Чарльз отцепил форсунку от топливного насоса и, сжав рукоятку, щедро полил едко пахнущим бензином запятнанный тротуар у своих ног. Немного попало и на него самого — на брюки и ботинки. Чарльз напевал себе под нос простенькую частушку, услышанную от бабушки давным-давно, в бытность мальчишкой. Что-то о скачка́х вместе с дьяволом.
Чарльз выпустил сопло из рук, и то грохнулось на землю, все еще брызжа бензином. Он выудил из кармана жилетки коридорного коробок спичек — добрая половина тут же просыпалась. На обратной стороне коробка было отпечатано позолоченными буковками: ОТЕЛЬ ЛИТЧФИЛД-ВЭЛЛИ — С 1888 ГОДА. Чарльз усмехнулся, покачав головой.
— Так я и поверил, — бросил он, чиркая спичкой по абразиву и роняя ее.
Пламя дохнуло с земли, охватило его ноги и поползло вверх. Тогда Чарльз пустился в пляс, дрыгая ногами на манер какой-нибудь деревенщины из Аппалачей, заходясь изо всех сил в радостном освобожденном крике, пока были силы кричать. Боль горящих ног была сокрушительной, но в то же время… приятной. Чарльз смеялся и кричал.
За несколько мгновений до того, как огонь выстрелил в сопло и топливный насос рванул, он во весь голос запел бабушкину частушку:
Мы с нечистым тут скакали —
а-ли-лу! а-ли-лу!
Мы с нечистым тут скакали —
а-ли-лу! а-ли…
Взрыв накрыл центр города, сотрясая землю и опрокидывая заправочную станцию: во все стороны брызнуло кирпичной крошкой и жидким пламенем. Огромный огненный столп взметнулся в небо. Ревущая башня света и тепла выросла в са́мом сердце гнетущей страны чудес Зазывалы Дэвиса, и будь кто-то поблизости, непременно увидел бы ее, ведь теперь она маячила на многие мили и просматривалась со всех четырех сторон света.
Но никто ее не увидел — вокруг никого не было.
Глава 27
За все эти годы Джоджо лишь изредка посещал единственный храм Литчфилда, обычно только по случаю рождения, брака и смерти. Его собственная свадьба с Бет, какой бы ни была, состоялась именно там, но ныне Бет покоилась на церковном кладбище с южной стороны обшитого вагонкой здания. Регулярные воскресные службы не были ему по душе, Джоджо избегал их как чумы, несмотря на уйму нежелательных советов и уверений, что они пойдут ему на пользу, посыпавшихся после самоубийства жены. Похороны Бет — вот по какому поводу он находился тут в последний раз, и ничего сверх.
Церковь была прямоугольным зданием с полсотни футов в длину. Там, где краска еще не облупилась, вагонка отличалась кипенной белизной. Над карнизом торчала низкая колокольня, увенчанная белым деревянным крестом, а от парадных дверей прогибалось книзу короткое крыльцо. Над дверями к фасаду прибита вывеска ручной росписи, на которой тщательно выведены два простых слова: «ОН ВОСКРЕС».
