Щелкнув одновременно, четыре ригеля открылись как один.
Джек вернул волшебную палочку на место и выключил компьютер. После выстрела, который пробил правую переднюю покрышку автомобиля, прошло всего четыре минуты.
Ювелирная работа.
Зепп снова повесил СЛИКС себе на плечо, Поллард открыл задние дверцы фургона. Деньги теперь принадлежали им.
Зепп довольно рассмеялся. Поллард с радостным «опа» запрыгнул в машину и начал вытаскивать из нее мешки, набитые деньгами.
Но Джек по-прежнему чувствовал только холод и пустоту внутри.
Ветер неожиданно принес несколько снежных вихрей.
Необъяснимые перемены в Джеке, начавшиеся несколько недель назад, достигли конечной стадии. Он больше не хотел сводить счеты с обществом. Он чувствовал свою никчемность, его несло по жизни, как ветер несет снежинки.
Округ Элко, Невада
Чтобы их никто не потревожил, Фей Блок включила объявление: «СВОБОДНЫХ МЕСТ НЕТ».
Они сидели за столом в светлой кухне жилища Блоков над конторкой мотеля, жалюзи на окнах были наглухо закрыты, чтобы внутрь не пробралась ночь. Супруги пили кофе и как зачарованные слушали рассказ Доминика.
Засомневались они лишь один раз: когда он стал рассказывать о невероятном танце лун в доме Зебедии Ломака. Но Доминик описал это пугающее событие в таких подробностях, что у него самого мурашки бежали по коже, и он видел, как его изумление и страх передаются Фей и Эрни.
Самое сильное впечатление на них произвели два снимка, присланные по почте неизвестным отправителем за два дня до вылета Доминика в Портленд. Рассмотрев тот, на котором священник с лицом зомби сидел за письменным столом, Блоки сказали, что снимок совершенно точно сделали в одном из номеров их мотеля. На фотографии, где блондинка лежала в кровати под капельницей, комнаты не было видно, но они узнали покрывало с цветочным рисунком в углу снимка — такие покрывала они использовали в части номеров, пока не заменили их десять месяцев назад.
К удивлению Доминика, они тоже получили похожую фотографию. Эрни вспомнил, что ее доставили в простом конверте 10 декабря, за пять дней до их бегства в Милуоки. Фей достала ее из среднего ящика стола конторки и принесла наверх. Все трое заговорщицки склонились над кухонным столом, изучая снимок: мужчина, женщина и ребенок стояли в солнечных лучах перед номером девять. На них были шорты, футболки, сандалии.
— Вы их узнаете? — спросил Доминик.
— Нет, — ответила Фей.
— Но у меня такое чувство, что я должен их помнить, — сказал Эрни.
— Солнце… летние одежды… — сказал Доминик. — Снимок почти наверняка сделан позапрошлым летом, в уик-энд между пятницей, шестого июля, и следующим вторником. Эти трое стали участниками того, что здесь случилось. Может быть, такие же невинные жертвы, как и мы. И наш неизвестный корреспондент хочет, чтобы мы о них думали, помнили их.
— Кто бы ни прислал эти фотографии, он из той команды, которая стерла наши воспоминания. Зачем ему будоражить нас, если им пришлось потратить немало трудов, чтобы мы обо всем забыли?
Доминик пожал плечами:
— Может быть, он всегда считал, что с нами поступили несправедливо. Может быть, он участвовал в этом, потому что его вынудили, и с тех пор его мучила совесть. Кем бы он ни был, он боится напрямую рассказать о том, что знает. И вынужден действовать опосредованно.
Фей внезапно отодвинула свой стул от стола:
— Пока мы отсутствовали четыре недели, накопилась почта. Может, в ней есть что-то еще.
Когда звук ее шагов стих на лестнице, Эрни сказал:
— Сэнди — наша официантка из гриль-кафе — просматривала почту и оплачивала полученные счета, а остальные конверты просто складывала в бумажный пакет. Мы приехали утром и были все время заняты — готовили мотель к открытию. Просмотреть почту не успели.
Фей вернулась с двумя простыми конвертами. Охваченные величайшим возбуждением, они открыли первый. В нем оказался поляроидный снимок человека, лежавшего в кровати на спине с иглой в вене, — темноволосого, загорелого, пятидесяти с чем-то лет. В обычных обстоятельствах он, видимо, выглядел довольно жизнерадостным, потому что походил на Уильяма Филдса. Но здесь он смотрел в камеру пустыми глазами с холодного лица. Глазами зомби…
— Бог мой, это же Кэлвин! — сказала Фей.
— Да, — подтвердил Эрни. — Кэл Шаркл. Дальнобойщик, возит грузы между Чикаго и Сан-Франциско.
— Каждый раз останавливается у гриль-кафе, — добавила Фей. — Иногда, если устал, ночует. Такой милый парень.
— А в какой компании он работает? — спросил Доминик.
— Он независимый, — ответил Эрни. — У него своя машина.
— Вы знаете, как с ним связаться?
— Он заполняет бланк, когда ночует, — сказал Эрни, — так что у нас должен быть его адрес… кажется, живет под Чикаго.
— Проверим потом. Сначала посмотрим второй конверт.
Фей вскрыла конверт, достала еще одну фотографию. Этот человек тоже лежал под капельницей в одном из номеров «Транквилити». Как и у других, у него было пустое лицо и бездушные глаза, которые напомнили Доминику фильмы ужасов о живых мертвецах.
Но на сей раз все трое узнали человека в кровати. Это был Доминик.
Лас-Вегас, Невада
Когда пришло время ложиться, Марси все еще сидела за маленьким столом в углу своей комнаты, разглядывая коллекцию лун.
Д’жоржа стояла в дверях и наблюдала за дочкой. Девочка настолько погрузилась в свое занятие, что не чувствовала присутствия матери.
Рядом с альбомом, полным фотографий земного спутника, лежала коробочка с цветными мелками для рисования. Склонившись над столом, Марси аккуратно закрашивала поверхность одной из лун. С таким поведением Д’жоржа еще не сталкивалась и не знала, что оно может означать.
Начав собирать коллекцию вырезок неделю назад, Марси уже заполнила весь альбом. Брать новые фотографии было неоткуда, а потому она добавила сотни собственных рисунков в небогатую галерею. Используя самые разнообразные трафареты — монеты, крышки от банок, вазы, стаканы, консервные банки и наперстки, — она рисовала луны всевозможных размеров на блокнотной бумаге, картоне, бумажных пакетах, конвертах, оберточной бумаге. Не то чтобы она отдавала альбому все свое время — но с каждым днем просиживала за ним все дольше и дольше.
Доктор Тед Коверли — психолог, лечивший Марси, — считал, что тревожное состояние девочки объясняется иррациональным страхом перед докторами, от которого она так и не излечилась. И теперь ребенок проявляет свою тревогу через увлечение луной. Когда Д’жоржа заметила, что Марси, похоже, не испытывает никакого страха перед луной, Коверли сказал:
— Понимаете, ее тревога не ищет выхода в другой фобии. Она может проявляться по-другому — например, в виде одержимости.
